Кантонисты | страница 44



Инспектор задумался.

— Что же, арестуйте, я ареста не боюсь; заодно уже пропадать, — продолжал ободренный Бахман. — От нас вон и на почте писем не принимают: начальство боится жалоб. Вам, быть может, хотелось бы, чтобы мы, как прежде, кричали: «Всем довольны», но мы дольше не можем молчать.

Следующим заговорил Мараев.

— Ваше превосходительство, осмеливаюсь доложить вам, что здесь неволят евреев креститься. Узнает, например, начальник, что будет их раза два-три в год человек по 100, по 200, и уж заранее шлет унтер-офицеров стеречь их хорошенько. Приведут в холодную комнату без кроватей, без тюфяков, отнимут съестное и запрут под замок. И валяются они на голом полу, стуча от холода зубами и плачут.

— Ну, а ты, что скажешь? — спросил инспектор третьего.

— Да осмелюсь доложить, — начал Васильев, — житья совсем нет: холодаем, голодаем, терпим всякие тиранства. Кто начальству денег не даст, кто у него спросит свои, присланные из дома, того за это бьют, да и плакать не велят.

Инспектор удалился, и через пару дней кантонисты узнали, что он уехал к себе.

Был воскресный день, и по случаю праздника многие были отпущены в город, другие занимались своим делом.

Бахман, Мараев и Васильев, депутаты, выступившие перед инспектором, задумчиво сидели на одной из кроватей.

— Теперь мы окончательно пропали, братья.

Они не обманывали себя насчет того, что их ожидает.

— Бежим! — вполголоса проговорил Мараев.

— Куда? А ну, как поймают? — спросили товарищи.

Ночью того же дня Бахман повесился в уборной.

Утром его тело сняли с петли, унесли в часовню лазарета, а суток через трое завернули труп в тряпье и, положив в наскоро сколоченный ящик, взвалили «гроб» на телегу. Кучер со сторожем свезли его за околицу и закопали в болоте, на кладбище самоубийц.

Мараев и Васильев, твердо решившие бежать, выполнили свое решение, и их исключили из списков как без вести пропавших. По заведению распространили слух, будто они утонули. Начальство так заключило, когда на берегу реки нашли их куртки и шинели.

Прошли еще две недели, и в казармы привели Мараева, закованного в кандалы. Убежав из заведения вместе с Васильевым, они забрели в какой-то городишко на ночлег. Там полиция задержала Мараева на базаре; целых трое суток он упорно молчал и этим дал возможность Васильеву скрыться. Потом признался и был отправлен по этапу в заведение.

Ночь перед наказанием Мараев провел в мучительном раздумье, а утром, когда за ним пришел конвой, он принял решение и отправился за получением наказания.