— Ну ладно, с этим потом, — сказал он, отступаясь. — Раздевайся, садись к столу. И живей.
Отнял заслонку у печи, — в избе явственно запахло лапшой куриной. Да и вкусно так!
— Что это у тебя? Да уж не зарубил ли ты курицу? — насторожилась Ольга.
— Я на такие подвиги не гож, — отвечал он со смехом. — Договорился с какой-то старушкой, у нее купил, она и зарубила, и ощипала, и выпотрошила. Себе взяла курью голову и ноги, сказала: «На холодец», а мне отдала остальное.
— Сколько она с тебя взяла?
— Не твое дело. Ты только представь: я впервые в жизни топил русскую печь и опять же впервые варил лапшу в чугунке.
— Мы тут живем скупо, — заметила Ольга, словно оправдываясь. — Денежку тратим с оглядкой. Привыкли так. Лапшу-то с курицей не варим — сидим на молоке.
— Ну, не одной же простоквашей нам питаться! — он уже наливал из чугунка варево, аромат которого сразу покорил ее: этот мужик справился и с поварским делом. — К тому же следует чтить древнюю русскую традицию: возле брачной постели ставить блюдо с вареной курицей, чтоб любовники вовремя подкрепили угасающие силы.
Ольга смутилась и вспыхнула всем лицом. А он зачерпнул в ковшик воды:
— Я полью тебе, помой руки перед едой, — и проворчал: — Неужели трудно обзавестись рукомойником?
— А где я его повешу? Во дворе?
— Ну, хоть вот здесь.
— Мешать будет. Да, ладно! Я уж привыкла так: умываюсь над ведром.
Он ей строго:
— Оля, привыкнуть можно ко всему. Но надо ли ко всему привыкать?
Сели за стол. Он ей озабоченно:
— Послушай, не могу понять, зачем вбит в потолок этот дурацкий крюк? На случай повеситься, что ли?
— Этот-то? — Ольга глянула вверх. — Для зыбки. Туда вставляется жердинка гибкая, а на конец ее — зыбка для ребенка.
— Вот дубина! — он хлопнул себя по лбу. — Ай да ученый муж: не смог догадаться. Конечно, для зыбки! Для чего же еще?
— И меня в ней качали, и сестренку. Да, небось, и маму мою тоже. Даже бабушку.
— Дом такой старый?
— Крюк еще старее, — усмехнулась Ольга. — Небось, служил и до того, как сюда его вбили.
— Ты и нашего ребенка будешь качать в этой зыбке?
— А почему бы и нет? — ответила она со смехом. — На чердаке стоит, резная, красивая, — не хуже нынешних кроваток.
Эта зыбка почему-то глубоко тронула Флавия.
— Действительно, — пробормотал он.
— Но ребенка еще надо родить, — напомнила она.
— Его еще надо сделать! — живо подхватил он.
— Разве можно так говорить!? — возмутилась Ольга. — Боже мой, вы там в городе, совсем обессовестились.
