— Черт, обрезалась.
Я посмотрел на ее палец, где проступила кровь, и в моей памяти возникла красная пирамида, а вместе с ней и жертвы Легенды.
— Больно?
— Да нет, чепуха. Что вас так заинтересовало?
— Это Мексика? — спросил я, кивая на фотографию.
— Да. Город, строительство которого относят к ольмекам, жившим за несколько тысячелетий до нашей эры. А что?
— Город, который мне снился.
— Что, это он?
— Нет, но очень похож.
— Может, тогда вы напишете еще одну диссертацию на тему предназначения пирамид и их строительства? — Она снова была саркастичной, но на этот раз мне почудилось, что в ее словах не было прежней доброжелательности. В чем дело? Или показалось?
— Я этого не знаю. До конца не знаю. Знаю только, что использовались они не для погребения фараонов, а представляли собой своеобразные заводы по перемещению душ и переливанию крови.
— Хм, вот как. — В ее глазах снова возник интерес, и мои сомнения отлетели прочь. — Как же все это происходило?
Я описал то, что видел во сне. Василиса часто задавала вопросы, на которые до этого я никакого внимания не обращал. Ее интересовало все: надписи на стенах, одежда, язык, назначение предметов и еще куча всякой белиберды, как будто она сама собиралась писать диссертацию. В конце концов, она заключила:
— Ну и ну. Настолько правдоподобно, что я сама начинаю заражаться мистикой. Интересно, что известные науке факты совпадают с вашим описанием. Но главное: многие загадки вдруг обретают смысл, хотя и дикий для нашего сознания, но, возможно, вполне оправданный с точки зрения людей той эпохи. Впрочем, время, которое вы описываете, не совсем принадлежит ольмекам, а кому — я затрудняюсь сказать.
Она посидела в задумчивости несколько минут и потом сказала то, чего я давно ждал и очень надеялся, что это забудется:
— Теперь рассказывайте, что у вас произошло.
Если до этого она сидела в кресле против меня, свесив ноги, то теперь взобралась на него целиком, и из его глубины на меня глядели только ее глаза. Она готова была слушать.
Я снова начал рассказывать, но теперь меня не перебивали.
Когда я закончил, она не изменила своего положения, как кошка, уютно свернувшаяся в клубок, и сидела так минут пять, не говоря ни слова. Потом встала, коротко сказав:
— Вы спите в этой комнате. Белье и одеяло в шкафу. Я — в душ. Спокойной ночи, — и вышла.
Я остался один, не зная, как на все это реагировать. Мои сомнения вернулись. Тон был холодный, да и глаза не лучше. Она вела себя так, как будто изучает меня, и — главное — что-то знает. Что? Кто она такая, кроме того, что историк? Да историк ли? Впрочем, об ольмеках она что-то знала. Вряд ли те, на танках, стали бы засылать ко мне кого-то, да еще с таким совпадением интересов. Ведь сон мне приснился только сегодня. Не контролируют же они сны, черт возьми!
