— В Африке?
Мне показалось, что доктора странно заинтересовало это обстоятельство, хотя я упомянула про Африку, отнюдь не желая что-то объяснять, а скорей из духа противоречия. Он снова сел и задумался, а потом поднял глаза и спросил:
— Вы, случайно, не родственница Герберта Стесси?
— Ну, если уж на то пошло, я — его дочь, — нехотя призналась я, понимая, что мое саморазоблачение в данных условиях вряд ли сделает честь отцу.
Однако доктор моментально преобразился — он заставил меня снова сесть, распорядился, чтобы принесли еще кофе, и начал рассказывать, как учился с моим отцом в Оксфорде, как они оба увлекались тем-то и тем-то, как участвовали в каких-то диспутах, как он всегда мечтал заняться политикой, спросил, как поживает моя мать и как родителям нравится Африка? Судя по тому, что он говорил, он был близко знаком с моими родителями, да я уже и сама начала припоминать, что его фамилия — а фамилия доктора была Прозероу — одно время часто упоминалась за нашим обеденным столом, причем упоминалась одобрительно, поскольку ее обладатель занимал правильную позицию по отношению к Службе здравоохранения и был достаточно значительной фигурой, чтобы вносить значительный вклад в обсуждение деятельности этой системы на всевозможных конференциях. О нем отзывались как об отменном социалисте, и сейчас мы приглядывались друг к другу с новым интересом.
Мы провели за дружеской болтовней не меньше четверти часа, а в это время за дверями кабинета явно росла очередь измученных пациентов, с унылой покорностью ожидавших, когда врач освободится. Поднявшись наконец проводить меня, Прозероу сердечно пожал мне руку, записал номер моего телефона и сказал, что через неделю я могу принести Октавию, ее обследуют в течение одного дня, и, если все будет благополучно, недели через две прооперируют.
— Поверьте мне, — сказал он, — я не хочу кривить душой, операция серьезная, но состояние ребенка, несмотря на то, что случай тяжелый, судя по всему, на удивление хорошее, и, как только пройдет критический послеоперационный период, шансы на полное выздоровление могут быть вполне основательными, вполне! А кроме того, мисс Стесси, хотя и не положено хвалить самого себя, смею вас заверить, что вряд ли вы могли отдать вашу дочь в более надежные руки.
И я ему поверила. Я, правда, и прежде не сомневалась в его опытности, но мне стало гораздо легче оттого, что он убеждал меня так дружески и с улыбкой. Человек слаб, ему хочется чересчур многого, и как приятно, если удается это многое получить, да еще даром.
