».
Все снова закатились хохотом, а потом кто-то сообщил, что хотя Спилкинс с виду старуха старухой, но на самом деле ей всего сорок два, и сведения эти из надежного источника, а кто-то другой на вопрос, что такое жабо-скромность, дал разъяснения, правда, не совсем точные.
— Фу, гадость! — с отвращением сказала та, которую пришлось просвещать.
Они обменялись еще кое-какими рассказами о своей явно скудной любовной жизни, а потом перешли к разговорам о работе. Началось все довольно невинно с вопросов, сколько детей родилось прошлой ночью и как обошлось с маленьким недоноском, который вечером был совсем плох. Однако вскоре тональность их беседы сделалась чересчур зловещей для моего и так зыбкого душевного равновесия. Они пустились обсуждать какие-то немыслимо затяжные роды, вспомнили о несчастной, которая, не закрывая рта, заходилась в крике четыре часа кряду, о негритянке, расцарапавшей лицо белой сестре, когда та пыталась поставить ей клизму, о белой роженице, которая выгнала сестру-негритянку, крича, что не позволит ей трогать грязными лапами своего хорошенького новорожденного сыночка, и так далее и тому подобное. Одна из них заметила еп passant[31]:
— Дождаться не могу, когда перейду в другое отделение. Дети еще ладно, но эти мамаши кого угодно доведут.
Тут другая начала в ярких красках излагать историю какой-то страдалицы, при родах которой она присутствовала месяц назад: в самый последний момент выяснилось, что кто-то сделал что-то не так, и бедняга умерла.
— До чего страшно было, — вспоминала рассказчица, — они ей твердят, что все идет как положено, а я вижу, что сами-то зеленеют и зеленеют. Знаете, какой у них вид делается, когда случай безнадежный?
Тут я не выдержала и услышала где-то далеко-далеко собственный вопль:
— Да заткнитесь же, ради Бога! Слышите? Прекратите!
Хотя кричала я неестественно громко, слов они скорей всего не разобрали, так как двое вбежали в палату и залопотали:
— Что случилось? Вы звали? Как вы себя чувствуете?
— По-моему, укол начинает проходить, — сказала я кротко. — Мне все больнее и больнее. Может, вы дадите мне чего-нибудь еще? Только побыстрей.
— Нет, нет, — заявили они. — Вам рано! Вам еще долго! Потом нечем будет вам помочь.
— Ах, как обидно! — слабо пробормотала я.
— Ничего, ничего! — подбодрила меня сестра. — У вас все идет, как положено, — с этими словами они снова удалились на свой насест в коридоре, но только вернулись к прерванной беседе, правда, уже в приглушенных тонах, как из меня, к моему собственному изумлению, начали рваться прямо-таки исступленные стоны, и вся компания влетела в палату, а через пять минут родился мой ребенок.
