— Я даю вам два дня на раздумье, — проговорил он.
— И что? — не поняла она.
— Через два дня ты должна мне сказать: «да».
— А если «нет»?
— Такого быть не может.
— Вы самоуверенный, товарищ Грабов! Кстати, завтра у вас снятие швов.
— Я их уже снял.
— Как это — сняли?!
— Обыкновенно. Выдернул нитку и выбросил.
— Без нас вы не имели права этого делать! — рассердилась Алена. — Мы вот возьмем и ваш больничный аннулируем!
— Мне и не надо. Я на другой день вышел на работу.
— Да это самовольство какое-то! — чуть не задохнулась от возмущения медсестра. — Мы что для вас, пешки какие-то? Неучи?!
Музыка закончилась. Грабов повел ее на место, где медсестру поджидал Кузовлев.
— Через два дня я буду ждать ответ на мое предложение, — шепотом напомнил он.
— Можете не ждать. Я говорю: «нет»!
Слова невольно сорвались с языка, и она увидела, как потемнело от внезапной боли лицо Грабова, точно его занавесили черным покрывалом. Странный уголек вдруг вспыхнул в его черных глазках, спрятанных под мощными надбровными дугами, и ей стало страшно, точно колючий снежный иней просыпали на обнаженную зябкую спину.
—Я все же буду ждать вашего ответа, — повторил он и, не доходя до Кузовлева, резко повернул назад.
— Что это с ним? — не понял хирург, передавая Алене шоколад, фанту и мороженое.
— Самовольно швы снял, а на другой день на работу вышел, несмотря на ваш запрет! Что за безобразие?!
— Вольному воля, — равнодушно пожал плечами Станислав Сергеевич, потягивая пиво прямо из бутылки. — Будем надеяться, что инфекцию в рану не занес.
Через пять минут они снова пошли танцевать неспешный вальс, Алена глазела по сторонам, ища Гра-бова, но, нигде не обнаружив, огорчилась. Видимо, он поднялся в бильярдную, где обычно собирались мужики — не столько сразиться на шарах, сколько
вообще выпить и почесать языком, потому что заядлых игроков в Заонежье не водилось. И это странное пренебрежение к ней Нежнову даже обидело.
— Наш горячий привет работникам Минздрава! — нежно ворковал Валентин Никодимович, стоя за дирижерским пультом уже третий час, но желающих танцевать не убавлялось.
Однако ей уже было неинтересно кружить на танцплощадке, глаза потухли, словно с уходом Грабова исчез ее единственный поклонник.
— Вы не проводите меня домой? — попросила она хирурга.
— Почему так рано? — удивился Кузовлев. — Вы же любите танцевать, и у нас это неплохо получается!
— Я устала.
