Алена не стала объяснять главврачу всю подноготную своего замужества и представлять себя чуть ли не Жанной д’Арк, взошедшей на костер. Сейчас она так уже не считала. Не прояви она тогда глупый бабий героизм, не было бы нынешних сложностей. Хотя, с другой- стороны, вряд ли бы они с хирургом стали жить вместе. Неизвестно, где найдёшь, а где потеряешь.
— Вам надо, наверное, уехать. Хотя бы на месяц! Возьмите отпуск, съездите в Москву, погостите там. Возможно все и успокоится. Его бес терзает, покоя не дает, Грабов его водкой заливает, но тот, видно, и к ней привык. Боюсь, кабы страшного не случилось! Терзают меня такие предчувствия, ничего с собой поделать не могу! .
Алена помедлила и кивнула, соглашаясь с Семушкиным. Тот просиял, обрадовавшись, что не пришлось ее долго уговаривать.
— Вот и ладушки! Завтра и поезжайте! Я вам до города «скорую» дам, завхозу все равно надо из облздрава кое-какое оборудование прихватить. Прямо завтра и поезжайте! Ты иди-ка сейчас домой, собирайся, а как только появится Станислав Сергеевич, я его следом подошлю. Аграфену Петровну, если ей хуже станет, мы в стационар заберем, вылечим, куда она денется! И мне так спокойнее. А то я прямо извелся весь. Всю ночь сегодня не спал, только о том и думал... — Главврач шумно вздохнул, погладил седой клинышек бородки. — Ну вот и хорошо, что все решили!
Он не выдержал, подошел к ней, обнял, погладил по спине. Слезы навернулись у него на глаза.
— Вы для меня как дети, оба теперь близкие и дорогие! Я Станислава даже больше своего родного сына люблю, он мой восторг и мое продолжение! — не скрывая слез, радостно выговорил Дмитрий Дмитриевич.
Провожали в последний путь Кузовлева всем поселком. А на следующий день заонежцы простились с Аграфеной Петровной, умершей на другой день в
больнице. Семушкин утверждал, если б Кузовлев дошел тогда до будущей тещи, ее бы удалось спасти, а так лечить ее стали лишь наутро следующего дня. Алена привезла ее в больницу уже ночью, мать была без сознания, но Дмитрий Дмитриевич сам лежал на больничной койке с приступом стенокардии, который случился с ним сразу же, едва мертвого Кузовлева принесли в больницу рыбаки, случайно наткнувшиеся на окоченевшего хирурга. Семушкину полегчало лишь на следующий день, но спасти ее он уже не смог.
Родители Кузовлева, приехавшие из Москвы, захотели поначалу забрать сына и похоронить в Москве, но их отговорили, отвезли на кладбище. Оно возвышалось на берегу озера, в соснах, откуда открывался живописный вид на озеро. Глава администрации Конюхов, точно чувствуя свою вину за все происшедшее, быстро заказал памятник из гранита, который ко дню похорон уже сделали, с большой фотографией улыбающегося Станислава Сергеевича и датами его короткой жизни. Алену они не осуждали, но одна мысль, что именно она стала виновницей смерти их сына, оттолкнула их от Нежновой. Так и уехали, не попрощавшись с Аленой и не признав ее женой своего единственного и горячо ими любимого Стасика.
