Раскаяние, смущение и непонятный страх овладевали Чапуриным. Он жалко согнулся, втянул голову в плечи и нелепо взмахнул руками, как бы ища опоры. Движение рук самому показалось ненужным и бессмысленным. Он опустил их, сжал крепко пальцами острые углы худых колен и в замешательстве заговорил:
– Успокойтесь, товарищи!.. Никакой опасности!.. Я пришел… Я хотел просить вас, чтоб разрешили переночевать.
Голос его беспомощно срывался, и в глазах уже были готовы застрять мешающие, беспомощные слезы.
Иннокентий стоял, плотно сжав крупные губы и сосредоточенно подняв широкие, сильные плечи.
– А-га!.. Вот что!.. – облегченно проговорил он.
Николай, вытянув тонкую длинную шею, вполоборота смотрел на Чапурина. По его запавшим от худобы щекам бегали тени. Он переспросил, все еще не желая верить, что Чапурин осмелился явиться в типографию без партийной надобности.
– Позволь!.. Как же так?
– Да, да! – продолжал Чапурин. – Сегодня мне отказали от комнаты. Целый день ходил по улицам… И вот…
– Да как же ты посмел?.. – вдруг перебил его яростно Николай. – Нет, как ты посмел, как посмел?
Он покачнулся на длинных ногах, подался к Чапурину и почти в упор ему стал говорить повышенным, негодующим полушепотом, опасаясь, что шум будет слышен на улице. – Как мог ты решиться на такой поступок?.. Не понимаю! – Он возбужденно забегал по комнате и замахал руками, как человек, которого больно ударили. – Ты с ума сошел!.. Это же черт знает что такое!.. Это же про-во-кация… Ведь ты же знаешь, что здесь не постоялый двор, а…
Николай хотел сказать «типография», но вовремя сдержался, точно боялся, что стены могут его подслушать.
Он нагнулся, вытянул из-под ноги болтавшуюся штрипку, на которую нечаянно наступил, заправил ее за чулок и с возмущенным видом продолжал:
– Ай-ай-ай!.. Ай-ай!.. Как ты мог!.. Как мог!..
– Но что же мне оставалось делать? – с отчаянием возразил Чапурин. – Замерзнуть на улице вот в этом пальто? Да? Или пойти в участок?..
Чапурин движением головы показал на свое выцветшее летнее пальто с обтертыми белыми нитками на швах. Слова его только усилили негодование Николая.
– Делай что хочешь!.. Ну, замерзни! Ну, пойди в участок!.. Ну, сядь в тюрьму!.. Ну, я не знаю – что!.. Но ведь нельзя же проваливать работу!.. И без того трудно стало конспирировать. Мы здесь ожидаем налетов каждую минуту… держимся каким-то чудом, – на волоске… Фому арестовали… Агитаторская школа провалилась. Районные комитеты существуют только героическими усилиями… Что же это такое?
