Тартыга возмущается:
– Уж и колодки! Заколодили бы всех, да над кем пановать будут…
Молчание… Тартыга размышляет о том, как диковинно складывается его бродяжная жизнь. И в тихой темноте ночи придвигается близко к нему какая-то необъяснимая и новая сила, властно и крепко соединяющая его со всем, чем волнуется и живет деревня…
– Василиса, – шепчет он опять после молчанья.
– Што?..
– Ты обойди кругом, там к замку веревочка прилажена…
– Боязно… – отвечает Василиса и осторожно оглядывается по сторонам.
– Чего боязно?.. Никто не увидит!..
– Боязно…
– Экая ты, право, – досадливо вырывается у Тартыги… – А я думал, ты смелая… Ну, спасибо и на том, что пришла…
После двухнедельного ареста Тартыга на свободе. Ни гармоники, ни новых сапог у него уже нет… Все это продано и пропито… На ногах его стоптанные городские башмаки, а на голове бурый, кем-то подаренный гречишник.
В берестовом кузовке, который принесла Василиса, – хлеб и бутыль молока.
В тени поповского омета с нахлестами свежей соломы пахнет приятно колосом. Мягкий холодок сентябрьского вечера бодрит…
От выкатившейся ранней луны длинные синеватые тени. Тартыга лежит на боку, упираясь локтем в землю, и раздумчиво кусает соломинку.
– Хорошо здесь, Василиса, – говорит он, вдыхая большими глотками воздух.
Василиса в большом теплом платке, наброшенном на плечи.
– А хорошо, так и оставайся здесь, Григорий, – робко отвечает она, удивляясь тому, что сказала, и прислушиваясь в пустоте к собственному голосу.
Тартыга стряхивает с себя мечтательные думы, так хорошо и уютно улегшиеся в его душе.
– Нет, не рука мне здесь оставаться. Делать мне у вас, Василиса, нечего…
В тени он весь мягкий, словно за полтора месяца жизни деревня стерла с него остроту и угловатость, которые он принес из босяцкой жизни в городе. И слова его так грустно вплетаются в нежную задумчивость ночи.
– Решай, Василиса, пойдешь со мной аль нет?
Василиса колеблется и нерешительно проводит рукой по лицу… От волнения, которое она испытывает, круглые стеклянные бусы поднимаются и опускаются на ее груди… И голову туманит от внезапно поднявшихся заманчивых желаний. Рисуется соблазнительный город, где большие каменные дома и интересные, нарядные и богатые люди. Тартыга убеждает ее.
– Что ж тебе здесь делать? А?.. Хозяйства у тебя нет, а в кухарках жить – так лучше в городу уж, а не в глуши.
Василиса жмется к омету и перебирает кончики платка… В недоумении спрашивает:
– Как же так-то?.. Взять вот да и пойти?..
