Журчит на площади женский голос… Василиса убеждает в чем-то Потапыча…
– Я только на одну минуточку, дедушка… Вот, право слово, только на одну минуточку…
Тартыга оживляется… Приятное чувство щекочет его внутри… «Василиса – это хорошо», – радостно думает он.
Дребезжит древний, знающий цену своим годам, голос Потапыча:
– Нешто же это можно? Што удумала, курва тебя залягай! Нешто порядок, чтобы к арештанту чужого человека допустить, да ешшо девку?..
Василиса не сдается и настойчиво просит:
– Кому же какая убыль, дедушка, от того?.. Ну, приду я к нему на часочек, посижу, а потом и уйду!..
Спорит Потапыч:
– Теперь уже на часочек захотелось?.. Ах ты, Сидорова коза-дерюза, драть тебя некому!.. Вот погоди, хрестному скажу, – задаст он тебе утреню с перезвоном…
Слышно, как Василиса смеется. Шуршит ее новый ситцевый навощенный платок; для Тартыги она обрядилась в лучшее, что имела.
– Што ж мне хрестный?.. Нешто страннего человека уж и пожалеть нельзя?.. Мне, дедушка, в узелке пирога бы ему передать!..
– Пирожок, што ж, пирожок можно…
– А самой нельзя?
– Нельзя… Ну, давай пирожок, курва тебя залягай!..
Тартыга приставляет ко рту руку трубочкой и кричит в скважину:
– Василиса!
Василиса уныло стоит на месте… Потапыч смягчается и говорит:
– Подь, сходи на минутку… Только смотри – с задов обойди, штоб не встретил никто.
Оба ищут щели, через которую могли бы переговорить. Тартыга вытаскивает из паза кусок пакли, припадает к образовавшемуся отверстию глазом и шепчет:
– Василиса…
Другой глаз снаружи припадает к той же щели… Василиса обрадованно шепчет:
– Здравствуй, Григорий!..
– Здравствуй! Спасибо, что пришла…
– Не по што!.. Пирог тебе принесла с капустой…
– С капустой… Это хорошо… А что же вчерась не забегала?..
– Хотела забежать, да матушка не пустила…
– Та-ак, – протяжно говорит Тартыга…
Свидание в необычной обстановке придает чувству обоих особую жуткую и заманчивую прелесть…
– Ты бы табачку расстаралась, – говорит Тартыга. – Курить смерть хочется. Почитай с самого утра не курил…
– Принесу, – отвечает Василиса.
