СОЦИАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ,
он решил обращаться со мной на «ты».
— Слушаю тебя, Герас, — отвечаю небрежно. Он озадаченно смотрит на меня, и, чтобы успокоить его, я добавляю: — Считай, что мы выпили на брудершафт.
Он молчит, не зная, видимо, как реагировать на эти слова, молчание затягивается, и я вынужден прийти ему на помощь.
— Так что за просьба? — спрашиваю.
Хочет, наверное, чтобы я помирил его с дочерью, предполагаю, ввел его в покинутый им некогда дом.
— Есть один старик, — отвечает он. — Вылечивает таких больных, от которых отказываются врачи.
Ах, вот оно что!
— Да, мне уже говорили о нем, — усмехаюсь. — Где он живет, старичок-то? То ли в Хумалаге, то ли в Зарамаге? То ли в Садоне, то ли в Ардоне?
Я уже слышал об этом старике, если вы помните.
— Зря смеетесь, — качает он головой. — Народная медицина сейчас в почете. В травах и кореньях живая сила скрыта.
— Ладно, — киваю, — не уговаривайте. Я и сам уважаю всякого рода лекарей-знахарей-шарлатанов. Так где он живет все же?
Ловлю себя на том, что хоть и вскользь, мимолетно, но в голове моей хорошей все же мелькает надежда на чудо. Извечная, подспудная надежда человеческая.
— Я пришлю машину и оплачу все расходы, а ваше дело — поговорить с Зариной. Фируза считает, что только вы можете оказать на нее влияние… Ей, конечно, не надо знать, что все это идет от меня, а то она и слушать не захочет, сразу откажется.
— Хорошо, — соглашаюсь, — будем считать, что старичка нашел я.
— Если он ей поможет, — веселеет Герас, — то можно будет открыть правду.
Вследствие чего произойдет примирение.
— А если нет? — интересуюсь.
— Машина будет завтра или послезавтра, — обходит он мой вопрос. — Шофер знает, куда ехать, уже возил туда людей.
— Завтра или послезавтра, — повторяю, и слышится мне голос Васюрина: «К работе можете приступить хоть сегодня, тем более что она срочная», и, устыдившись сравнения — Зарина и амортизационное устройство, я говорю:
— Ладно, сделаем.
— Я уточню срок и вечером позвоню вам. Фируза дала мне ваш телефон.
Он протягивает руку:
— Всего хорошего. Приятно было познакомиться.
— Мне тоже. Счастливого пути.
Ему прямо, а мне направо, и когда он отходит немного, я окликаю его:
— Герас!
Он не слышит меня.
— Привет супруге!
Он не оборачивается.
— Привет детишкам!
Он ускоряет шаг.
Погода для прогулки холодноватая, и, дойдя до остановки, я сажусь в трамвай и попадаю к самому началу представления.
Впереди, под табличкой «Для инвалидов, престарелых и пассажиров с детьми» сидит на вполне законном основании пожилая дородная женщина в пуховом платке. Рядом стоит молоденькая, совсем еще девчонка, держит за руку сынишку лет пяти. Тут же, возвышаясь над ними, стоит другая пожилая женщина, долговязая и худая, в потертой шляпке из искусственного меха, стоит и пристально, испепеляюще смотрит на сидящую и, не выдержав наконец, заявляет требовательно:
