Представьте себе объект, воплотивший собою самое понятие муки, нечто до такой степени искореженное и увечное, что даже сквозь бессчетные световые годы и непредставимые бездны биологических различий ты не можешь не ощутить, что сам предмет словно корчится от боли.
Теперь увеличьте его до размеров города.
Он сверкал у нас на глазах. На кривых километровых шипах играли молнии. КонСенсус раскинул перед нами осененный зарницами ландшафт ада, бесконечного, мрачного, мучительного. Синтезированные модели лгали. В нем не было ни грана красоты.
— Теперь слишком поздно, — сообщило нечто изнутри. — Теперь вы все покойники. И… Сьюзен? Ты слышишь, Сьюзен? Мы начнем с тебя.
* * *
Жизнь слишком коротка для шахмат.
Лорд Байрон
Они никогда не закрывали за собой люк. Слишком легко заблудиться под куполом, в зияющей бесконечности, разверзшейся по всем осям координат. Они нуждались в этой пустоте, но и в якоре посреди нее: слабых отсветах с кормы, незаметном ветерке из вертушки, дыхании людей и шорохе машин рядом. Им требовались обе стороны.
Я лежал в засаде. Прочитав десятки очевидных намеков в их поведении, я уже втиснулся в передний шлюз, когда они пролетали мимо. Выждал пару минут и пополз вперед, к погруженной в темноту рубке.
— Конечно, они обратились к ней по имени, — говорил Шпиндель. — Никакого другого имени они не знали. Она же им сама сказала, помнишь?
— Ага, — Мишель это не успокаивало.
— Э, так это же ваша команда утверждала, что мы болтаем с «китайской комнатой». Хочешь сказать, вы ошиблись?
— Мы… нет! Нет, конечно.
— Ну, тогда они не угрожали Сюз на самом деле, так? Они вообще никому не угрожали и понятия не имели, о чем говорили.
— Вопрос правил, Исаак. «Роршах» следует какой-то блок-схеме, которую начертил, наблюдая в действии человеческое общение. И по этим правилам в данных обстоятельствах ему зачем-то потребовалось отреагировать угрозой насилия.
— Но если оно даже не понимает, что говорит…
— Не понимает. Не может. Мы разбирали его речь так и этак, брали концептуальные единицы самой разной длины… — долгий-долгий вздох. — Но оно атаковало зонд, Исаак.
— «Чертик» просто подобрался слишком близко к одному из этих… электродов. Ну и замкнуло.
— Так ты не считаешь, что «Роршах» враждебен?
Длинная пауза — слишком длинная, я уже заподозрил, что меня обнаружили.
— Враждебен, — повторил, наконец, Шпиндель. — Дружелюбен. Мы выучили эти слова на Земле, так? Не знаю, можно ли применять их здесь, — он причмокнул. — Но оно, полагаю, может быть вроде как враждебно, да.
