За два месяца можно собрать компромат хоть на директора ФСБ, — последовал ответ. — Тем более за такие деньги. Компромат хорош уже тем, что при желании его можно накопать на кого угодно, даже на святого Петра. Так на что прежде всего обратить внимание? Кроме возможных контактов с сотрудниками СОБРа, конечно.
Сам думай! — зло бросил Кактус. — За это ты и получаешь такие бабки!
Спустя полчаса Фалалеев и Артемьев сидели в салоне машины.
Ну, что скажешь? — заведя двигатель, поинтересовался Кактус.
А что я должен сказать?
Умный человек Петруха, не даром в «конторе» работал, — оценил Кактус. — Классно он насчет этого корпомата сказал. Видишь, на каждого можно накопать, даже на святого Петю, если надо.
И на тебя?
Фалалеев явно не ожидал реакции–перевертыша и потому сделал вид, что не расслышал.
А зачем тебе все это надо? Неужели только в том СОБРе дело?
Послушай, — Кактус неожиданно понизил голос до доверительного шепота, — а если мои подозрения подтвердятся…
В смысле?
В смысле, если Лютый действительно с ментами дружбу водит. Если он ссучился? Что тогда делать будем, а?
Я и не думал об этом, — передернул плечами Шмаль.
А ты подумай.
Ну, тогда надо будет его как‑нибудь того… — Артемьев выразительно провел ребром ладони по своей шее. — Убрать в смысле. Только без шума.
Кактус улыбнулся, не скрывая самодовольной надменности.
Правильно мыслишь. А потом?
А что потом?
Кто у нас старшим‑то будет?
Ты, наверное. А больше‑то и некому.
Вот–вот. Некому. Нравится мне ход твоих мыслей, Колян. Нравится. Вот увидишь, со мной все по–другому будет.
Последняя фраза прозвучала так, словно Кактус уже знал: ликвидация Нечаева за «ссученность» — дело решенное или почти решенное.
Примерно в то самое время, когда Кактус поручал Петрухе тайно пробить Лютого, в типовой двухкомнатной квартире московского микрорайона Бутово происходила беседа, имевшая к неудавшемуся покушению самое непосредственное отношение.
В комнате было накурено. Табачный дым стелился под потолком густыми слоями, но собравшимся было не до этого — слишком серьезный повод привел сюда, на съемную квартиру, лидеров коньковских и очаковских бандитов.
Кто это был? — Бригадир коньковских — атлетического сложения мужчина с фиолетовыми наколками на пальцах и кроваво–алым следом ожога на подбородке — вопросительно обвел взглядом собравшихся.
Вроде бы как менты, — бросил неуверенно кто‑то из очаковских.
Коньковский, словно не расслышав этой реплики, продолжал, с огромным трудом сдерживая раздражение:
