Один разок Стелла сфотографировала в то воскресенье и меня, мы сидели в рыбном ресторанчике недалеко от казино, почти все места на освещаемой солнцем террасе были заняты. Стелла долго изучала меню, меня забавляло, что она никак не может сделать выбор: едва захлопнув меню в кожаном переплете, она снова хватала его, читала еще раз, трясла головой и выбирала что-то другое. От нее не ускользнуло, что меня развлекают ее колебания, ее выбор и моментальный отказ от него, но прежде чем она выбрала окончательно, она сказала: «Иногда я люблю нерешительность, возможность выбрать что-то другое». Мы заказали морскую камбалу, жаренную на сале, и к ней картофельный салат.
Она восхищалась моей ловкостью, как я управился с рыбой, особенно тем продольным разрезом, с помощью которого я отделил верхнюю часть филе, то есть спинку, от нижней, брюшной, она попыталась сделать так же, но у нее не получилось, и тогда я подвинул ее тарелку к себе и сделал для нее то же самое. Стелла с интересом наблюдала, как я вынул потом двумя руками рыбий хребет, тщательно и с аппетитом обсосал его, подержал перед собой, изучая его. Стелла засмеялась, отвернулась, опять посмотрела на меня и сказал: «Потрясающе, Кристиан, оставайся так сидеть, мы должны это запечатлеть». Она сфотографировала меня, потребовав, чтобы я открыл рот и зажал хребет в зубах, она щелкнула аппаратом дважды. А когда я предложил снять нас двоих, она немного заколебалась — промедление, которого можно было ожидать. Наконец она согласилась, и после обеда мы пошли на пляж и отыскали для себя местечко среди оставшихся на берегу замков из песка. Прибегнув к автоспуску, мы сфотографировались. То, что запечатлелось на снимке, наши изображения, ни Стелле, ни мне не внушало опасения: мы сидели, одетые по-летнему, на пляже, сидели тесно прижавшись друг к другу, и старались выглядеть довольными самими собой. Я ничего не сказал, но думал об одном: я люблю Стеллу. И еще: я хочу знать о ней как можно больше. Сколько бы ты ни знал, все равно кажется мало, когда видишь, что любишь кого-то. Пока ты извлекала из своей пляжной сумки книгу Фолкнера Light in August[19] и, вытянувшись на песке, как бы в извинение, сказала, что тебе просто необходимо почитать этого автора, я спросил: «Почему, ну почему ты должна его читать, ведь в учебном плане он даже не предусмотрен?» — «Это мой любимый автор, — сказала ты, — один из моих самых любимых авторов этим летом». — «И что ты в нем находишь?» — «Ты действительно хочешь это знать?» — «Я хочу все знать о тебе», и ты, не долго думая, посвятила меня в мир Фолкнера, в это пиршество дикой природы там на Миссисипи, тех диких зарослей, где царят медведь и олень и где опоссум и мокассиновая змея чувствовали себя как дома до тех пор, пока пила и хлопковые мельницы не изменили природу. Ты рассказывала и про его персонажей, про благородных господ и тех негодяев, которые установили в джунглях свои порядки и привели юг к гибели.
