Гернот Бальцер, мой одноклассник, мастак в вольных упражнениях по спортивной гимнастике, толкнул меня в бок и обратил мое внимание на господина Куглера, тот перестал всхлипывать и обтирал красно-синим платком затылок и шею. Самый рассеянный, какие только бывают, воспитатель по искусству рассматривал свой платок так внимательно, словно пытался там найти что-то для себя. Гернот шепнул мне: «Я наблюдал за ними, за ним и фрау Петерсен». И он зашептал мне, что увидел там на берегу, у трех сосен… Они оба лежали в купальниках, и оба читали; Гернот предположил, что он что-то читал ей вслух, и я был уверен, что это была глава из книги об австрийском художнике Кокошка, над которой он работал; нас он тоже познакомил с некоторыми ее тезисами. Видеть означает для художника: овладеть этим. Насколько рассеянным он часто бывал в классе, настолько же аккуратно и внимательно он воспитывал своих четверых детей. Однажды я видел Куглера, он был вдовцом, с его детьми за обедом в отеле У моря, не успели они занять свои места, как он тут же заказал для них рыбные фрикадельки и яблочный сок и одновременно бумагу и цветные карандаши, которые всегда были в запасе в отеле для нетерпеливых детей прибывших туристов, и прежде чем дети принялись есть, он дал им задание нарисовать вазу, но не сбоку, а сверху, глядя в ее отверстие. Представление, что и он мог когда-то делить со Стеллой одну вмятину на подушке, никак не укладывалось у меня в голове.
Кто знает, что он обо мне думал, на что рассчитывал, когда однажды воскресным утром появился у нас; я чистил баржу и находился в этот момент в сарае, проверял трос и вдруг услышал его голос. Он говорил с моим отцом, а тот не очень приветливо отвечал на его вопросы и вообще разговаривал с ним, по-видимому, только потому, что господин Куглер представился как мой учитель. Господину Куглеру бросилось в глаза, что камни, которые мы сложили между сараем и пляжем, были похожи на странные существа — то, что он видел в них, говорило о его буйной фантазии: он якобы нашел среди них головастика, одного пингвина, одного монстра и даже Будду. Мой отец спокойно выслушал его, посмеиваясь порой и имея на этот счет свое мнение.
Господин Куглер не удивился, когда я вышел из сарая; как он сказал, он только хотел немного оглядеться тут у нас, однако его манера и то, как он меня разглядывал, это холодная взвешенная проверка, заставили меня усомниться.
Чем дольше я смотрел на твое фото, Стелла, тем таинственнее казалось, что оно оживает, я даже стал думать, ты подмигиваешь мне в безмолвном согласии со мной, так, как я этого ожидал на первом уроке английского после летних каникул. Да, Стелла, я ожидал, что мы неким тайным, незаметным для всех образом будем общаться в классе; когда ты вошла и мы все встали, никто, конечно, не был так напряжен, как я. «Good Morning, Mrs. Petersen».
