Сфотографировав на память колодец, я выпустил почти всех тайменей на волю, оставив всего несколько штук для ухи. Трещину крепко заделал валунами. Каково же было мое удивление, когда вечером я обнаружил, что многие валуны выбиты — недаром у тайменей такие могучие головы и широкие лбы!
На следующий день мы снова ушли в горы. Хотя я спал куда меньше, чем товарищи, но чувствовал себя великолепно, как будто выпил сказочного эликсира бодрости.
ВОДЯНОЙ ДУХ
В горах мы путешествовали до 10 августа. Три дня ночевали на голом базальтовом «столе», где не росло ни одного деревца, ни одного кустика. Даже палатку поставить не удалось — негде было вырубить кольев. Пришлось спать под открытым небом, среди гудящих комариных туч. Какое это было кошмарное время! Страшно вспомнить! Но главная беда — мы не могли ни разогреть консервов, ни вскипятить чая: сырой ягель только чадил густым вонючим дымом, а жару не давал. И все же задание мы выполнили. Вьючные сумы до отказа были набиты образцами горных пород.
16 августа повернули назад к Горбиачину. Едва аргиш тронулся, как вдруг один слегка хромавший олень рухнул на камни и, вытянув шею, закатив набухшие кровью глаза, начал предсмертно хрипеть. За ним рухнул второй, затем еще три. Животных беспощадно косила копытка— страшная инфекционная болезнь. Пришлось каждому тащить по тяжелому вьюку с камнями. Порой казалось, что я не выдержу, что еще один шаг, еще одна болотина — и я, как олень, «отдам копыта». То же самое испытывали и мои товарищи. Они шли, покачиваясь и чертыхаясь в адрес быстроногих «кораблей тундры».
Кое-как добрели в сумерках к Горбиачину, на сухой косе, где валялось много сушняка, поставили палатки, развели большущий костер. После горячих пшеничных лепешек и крепкого дымного чая со спиртом нестерпимо потянуло в теплые, мягкие собачьи мешки. Все легли спать.
— А ты куда?—удивился Николай Петрович, увидев, что я взял мелкокалиберную винтовку и спиннинг.
— К «яме Кельмагера». Кто хочет составить компанию?
— С ума спятил!—воскликнул Сафонов.— Какая же рыбалка в темноте? Да еще после такого переходика. Ты же уснешь в дороге.
— Ничего. Зато проверю, ловятся ли таймени ночью. Ну, кто со мной? Идемте скорей! Чтобы успеть до рассвета.
Разумеется, никто не отозвался на призыв. Все остались удивительно равнодушными к тому, берется сибирский таймень ночью на блесну или нет. А между тем этот вопрос далеко не пустяковый. Нам не все еще известно из жизни рыб. В самом деле, почему таймень так жадно бросается за грубой, жесткой железкой? Что толкает его на верную гибель — цвет блесны или колебание воды, вызываемое ею? А может, и то и другое? На безыменном водопаде в день моего «спортивного крещения» я убедился, что цвет блесны не безразличен тайменям. И в «круглой яме» они брались утром только на белую никелированную блесну, а днем — на тусклую, желтую. Почему? Видимо, слишком яркое сияние металла в лучах солнца кажется им подозрительным, неестественным. Иного объяснения дать не могу.