Восстань.
Доктор Франкенштейн и ее чудовище.
Когда тебе двадцать пять, тебя еще впечатляют подобные вещи.
Единственный побочный эффект — теперь меня тянет красть. Мне так понравился вводный курс в клептоманию, что я не стал освобождаться от этой конкретной проблемы. До сегодняшнего дня.
Сегодня, блуждая по центру десять лет спустя, я поднимаю еще один чек. И тоже выбрасываю его. После того, как я десять лет упорно прятал свои проблемы, чтобы до них не докопалась психолог, мне всего-то и нужно было, что станцевать ча-ча-ча с почти незнакомой девушкой, чтобы даже моя хроническая клептомания прошла на раз. Она меня вылечила от единственного настоящего психоза, в котором я не признался психологу.
А ведь мы всего лишь танцевали. Фертилити рассказывала мне про брата, про то, как ФБР прослушивало его номер, так что всякий раз, когда они разговаривали по телефону, в трубке слышались щелчки… щелк… щелк… щелк… федерального магнитофона, включенного на запись. Еще до того, как Тревор покончил с собой, она знала, что это случится. Это был ее первый сон, прозревающий будущее. Мы с Фертилити еще немного потанцевали. А потом она сказала, что ей пора. Потом она пообещала, что на следующей неделе, в следующую среду, она снова придет. Она будет здесь. В то же время, на том же месте.
Сегодня вечером я брожу по улицам, от фонаря к фонарю, в ритме фокстрота. В голове звучит вальс. Воспоминания о Фертилити Холлис остались у меня в руках, у меня на груди. Я возвращаюсь домой. Наверху надрывается телефон. Может быть, это шизофреники, параноики, педофилы.
Плавали, знаем, — вот что мне хочется им сказать.
Может быть, это Фертилити Холлис хочет поговорить о том, как сегодня мы с ней танцевали. Хочет со мной поделиться вторым впечатлением обо мне.
Может, она скажет мне по секрету, что у нее за работа и что в ней такого ужасного.
От двери лифта до двери квартиры бегу бегом, чтобы успеть взять трубку.
Алло.
Я даже не закрыл входную дверь. Она так и стоит распахнутой. Рыбка некормленая весь день. Шторы на окнах открыты, а снаружи уже темно. И с улицы видно, что происходит в квартире.
Мужчина на том конце линии говорит:
— Да будет вся твоя жизнь беззаветным служением.
Я, не задумываясь, отвечаю: Благословен Господь, надзирающий за трудами нашими.
Он говорит:
— Пусть все спасутся трудами нашими и усилиями.
Я спрашиваю: кто это?
И он говорит:
— Пусть смерть застанет тебя лишь тогда, когда ты исполнишь работу свою до конца.
