— Мистер Колфилд.
При звуке голоса Джессики его глаза закрылись. Живые образы прошедшего дня зароились у него в голове, и он понял свою ошибку. Она все время оставалась в его мыслях, и спасения от этого не было.
— Да, Джессика.
— С вами все в порядке?
Он кивнул, продолжая смотреть на море.
Он встала рядом с ним. Вместе они смотрели на удлиняющееся отражение луны на воде.
— Вы были так молчаливы за ужином.
— Прошу прощения, — ответил он автоматически, не задумываясь.
— Я бы предпочла узнать, что вас затронуло так глубоко.
— Мысли о вас.
— О?
Джесс прижалась к нему.
— Это не особенно льстит мне, раз вы так мрачны.
— Задумчив, — поправил он, хотя самому себе был готов признаться, что мрачен.
Это вовсе не соответствовало его характеру. Его жизнеспособность, прошлая и настоящая, часто подкреплялась талантом отражать повиновение.
— Мы не закончили разговор о вашей стычке на палубе нынче утром.
Джесс вскинула подбородок и сделала глубокий вдох:
— Я не отказываюсь отвечать, — сказала она, — но хочу спросить: неужели вы и в самом деле хотели бы углубиться в болезненные аспекты моей прошлой жизни? Признаюсь, я предпочла бы, чтобы вы считали меня романтической личностью, а не человеком, полным недостатков и страдающим от прошлых унижений.
— И это все, чего вы ждете от меня? — воскликнул он, внутренне возмущаясь и негодуя на то, что она воздвигла между ними такую преграду, — вы хотите, чтобы я видел только поверхность и не пытался проникнуть глубоко внутрь?
— Вовсе нет.
Ее рука нежно и легко легла на его предплечье.
Алистер тотчас же прикрыл ее ладонь своей.
Она встретила его взгляд.
— Я многое хотела бы узнать о вас. А по правде говоря, все.
— Почему?
Между ее бровями обозначилась тонкая морщинка. В лунном свете Джесс казалась очень красивой. Ее золотистые волосы отливали серебром, кожа сияла, как жемчуг. В ней появилась нечто новое — мягкость, которой он не замечал прежде. Алистер гадал, появилось ли в ней это во время ужина или только теперь, когда они остались одни. Какая-то часть его души предпочла последнее, и он воспарил от этой мысли. Черт возьми! Если бы только он был ей нужен!
— Потому что вы меня очаровали, — сказала Джессика тихо. — Когда мне кажется, будто я все о вас знаю, проявляется другая, неизвестная мне сторона вашей натуры, совершенно для меня неожиданно.
Он переплел свои пальцы с ее пальцами.
Джессика сделала долгий глубокий медленный вдох, прежде чем заговорить:
— Мой отец считал, что жалеть розог для ребенка означает портить его.
