Он был без ума от нее, чувствовал себя влюбленным, чего никогда не бывало прежде ни с одной женщиной. Но Джессика казалась гораздо более спокойной, чем он. За этот день его будущее резко изменилось. Все, что Алистер считал незыблемым, — его холостяцкое положение, свободу передвижений, возможность приходить и уходить когда угодно, способность избегать общества, если он предпочитал это, — все ушло. Теперь Джессика могла диктовать ему образ жизни, начиная с этого момента и надолго вперед, ибо теперь он не мог без нее обойтись. Это открытие потрясло его. Он давно знал, что должен овладеть ею, но до сегодняшнего дня не сознавал, что придется удерживать ее.
Алистер тяжело вздохнул и провел рукой по волосам. Джессика посмотрела на него поверх края бокала, полного вина, и нахмурилась. Он отмел ее беспокойство взмахом руки.
Он получил больше, чем рассчитывал. Ее щедрость в постели простиралась гораздо дальше, чем дар, предоставленный ее телом. Она не скрыла от него ничего, ни в чем ему не отказала… Слезы, улыбки, шепот. На его спине остались отметины от ее ногтей, но сейчас он испытывал боль не от них, а от внутренних, душевных, ран. Джесс позволила ему увидеть все свои чувства, пока он наслаждался близостью с ней, и это сознание будто лишило его кожи. Каждый раз, когда она сжимала его в объятиях в преддверии пика его наслаждения, она проникала в него все глубже.
И как, черт возьми, после всего того, что они сегодня вкусили вместе, она могла спокойно сидеть здесь? Казалось, она приоткрывает всего лишь одну сторону своей многогранной натуры, последствия происшедшего ускользнули из ее памяти, но он знал, что это не так. Джессика была не из тех женщин, кто способен предаваться любви без разбора. Для нее близость означала не только телесное наслаждение, но и участие души. Она была затронута им больше, чем хотела показать, но ее чертова пресловутая сдержанность, совершенные манеры скрывали ее от него слишком успешно. В то время как он треснул по всем швам и не мог этого скрыть.
На него давили стены кают-компании. Его дыхание было поверхностным, он страдал от удушья.
Ужин, казалось, длится целую вечность. Алистер отказался от привычного стакана портвейна и встал из-за стола так быстро, насколько это допускала учтивость. Он улыбнулся Джессике и ушел. Добравшись до главной палубы, Алистер глубоко вдохнул острый холодный морской воздух и вцепился в поручни, ожидая, когда восстановится его душевное равновесие.
