Весь этот бой видели джигиты, посланные Ибрашем в откочевку.
— Басмачи стали резать красноармейцев ножами, — закончил рассказ один из них. — Оба еще были живы, но сопротивляться уже не могли, только стонали.
Помолчав немного, рассказчик добавил: «После этого никто уже не согласился возвращаться из откочевки. Судить, говорят, теперь будут нас, расстреляют».
— А где Кудашев? — прервал его Самохин.
— Не пробился. Как стемнело, ушел. Видно, к перевалу Алайгыр.
— Что будем делать, командир? — обратился к Самохину Ибраш.
— Оставь двух своих, я — одного. Отвезут на заставу убитых. Сами — вперед. Ударим с тыла. Успеем. Кудашев на Алайгыре задержит банду.
Отряд встретил рассвет на перевале Ашутур. Еще десятки километров тяжелого горного пути остались позади, теперь до перевала Алайгыр было совсем недалеко — часов шесть-семь езды даже на уставших лошадях.
Справа серебрились на солнце ледники Семенова и Мушкетова, высилась озаренная солнцем пирамидальная вершина Хан-Тенгри, а внизу, в ущелье, едва различимая в предутренних сумерках, пенилась речка Сарджаска.
Комотрядовцы и пограничники невольно залюбовались хоть и привычной для них, но каждый раз неповторимо красивой картиной горного восхода, однако, любуясь рассветом, они одновременно просматривали местность и неожиданно заметили группу всадников, выехавших на небольшую поляну, расположенную по правую сторону Сарджаски, в километре от отряда. Самохин достал бинокль. На поляне были не пограничники.
— Надо проверить, — отнимая от глаз бинокль, проговорил он. — Со мной поедут пять человек.
Небольшой отряд начал спускаться по крутому склону к шумевшей внизу речке.
Всадники на поляне спешились и залегли, а когда группа Самохина стала приближаться к ним, открыли огонь из винтовок, высоко над головой пролетела граната и с оглушительным треском разорвалась недалеко от коней, оставленных пограничниками в укрытии.
— «Дьяконова»! Наши на поляне! Не стрелять! — громко закричал Самохин, рассчитывая на то, что его голос услышат и те, кто укрылся за камнями и обстреливает их. Но его надежда не оправдалась — выстрелы заглушили голос.
«Как убедить их, что мы не враги?! — думал Самохин. — Погибнуть от пули своих — нелепость! Что предпринять?» Он уже хотел вынуть носовой платок и помахать им, но в это время над головой пролетела граната «дьяконова» и он решился на другое.
Гранаты «дьяконова» были только на вооружении пограничников. Специальная мортирка надевалась на ствол винтовки, которая, стреляя, бросала специальной конструкции гранату, та летела далеко, громко разрывалась, но почти никого не убивала. Иногда лишь фиксировались случаи легкого ранения. О гранатах этих так и говорили: «Шума много — толку нет!»
