— И я, и подпольный партийный комитет. Тогда легче будет организовать явочную квартиру. И свой человек будет в управе: кое-какие планы гитлеровцев станут известны. Это очень важно, Петрович, очень важно! Вы им принесете на копейку пользы и на тысячу рублей вреда.
Калачников взглянул на Огнева. Он показался ему более строгим и сильным, чем несколько месяцев назад. Сухощавый, лицо молодое; небольшая борода делала его похожим на студента-старшекурсника тех времен, когда студентом был и Петр Калачников. Старик понимал, что несладко там, в партизанских лесах, где и природа не проявляет милости, и опасность сторожит на каждом шагу. А он по-прежнему в ответе не только за себя, но и за весь район. За хорошее похвалят, за плохое взыщут. Пусть будет больше хорошего, чтобы в истории сохранилась запись: правильной жизнью жил Шелонск в дни иноземного нашествия, мал орех, да крепким оказался, не по зубам фашисту!..
Старик был взволнован, но не тем, что предложение Огнева напугало его, нет, оно, наоборот, открывало перед ним перспективу борьбы, деятельности. Тревожило другое…
— Значит, подпольный комитет выбрал меня? — спросил он, заметно волнуясь.
— Да.
— Среди сотен других?
— Да, Петрович! — в тон ему отвечал Огнев.
Калачников протянул через стол морщинистую руку с отчетливо прочерченными синими венами и крепко сжал тонкие, успевшие загрубеть пальцы Огнева.
— Большое спасибо, что по такому делу пришли именно ко мне, — только и проговорил он.
3
«Выдержать, ни одним движением не выдать себя!» — думал Калачников, приближаясь к зданию военной комендатуры, куда его сегодня пригласил обер-лейтенант Хельман. Порекомендовал Петру Петровичу поступить на службу к немцам Огнев. Это успокаивало. Его пригласил на работу военный комендант Шелонска — тоже хорошо. А как вести разговор с Хельманом, чтобы ложной интонацией и выражением глаз не выдать себя? Глаза что экран — они передают то, что показывает в эту минуту сердце. А на сердце лютая ненависть к врагу. Но глаза должны быть ласковыми, словно Калачников видит не палачей, а самых добрых друзей.
Настоящие друзья, не знающие об этой игре, отвернутся от Петра Петровича. А многие ли будут знать правду? Огнев да еще два-три особо доверенных лица. Остальные окружат его презрением, и даже двойным презрением: в городе стар и мал знал Калачникова как очень и очень порядочного человека. Если к оккупантам пошел «бывший» человек Муркин или какой-то уголовник, люди покачают головой и скажут: а чего еще можно ждать от такого! А тут сам Калачников. Какой же он, оказывается, подлец!.. И ни слова нельзя сказать людям в свое оправдание, намекнуть на то, что это совершается в интересах большого дела. Его будут презирать, и тех, кто будет это делать, он должен любить, и, чем большая ненависть будет к нему, тем большее уважение должен питать к таким людям Калачников.
