Трудная служба, трудная жизнь!..
— Куда же это вы, Петр Петрович?
Он оглянулся. Седой сутуловатый мужчина смотрел на него сочувственно, словно догадываясь, куда и зачем шел Калачников. Петр Петрович знал этого человека много лет. Он был хорошим садовником, но не оригинатором: в его саду росли обычные, «традиционные» яблони и груши, какие высаживали в России наверняка и сто — двести лет назад. На риск он никогда не шел, довольствовался тем, что было, но Петра Петровича уважал…
— Комендант вызывает, — ответил Калачников и пожал плечами.
— И вас? Никого не минуют! Изверги! — в голосе садовода послышалось сочувствие. — Вас-то за что?
— Пока не знаю.
— Хотя бы хорошо кончилось.
— Спасибо.
«Через некоторое время все изменится, — распрощавшись, думал Калачников. — По-другому начнут смотреть, плевать будут вслед!..»
Он постоял на мосту. Речка несла мутные воды, крутя в бешеном водовороте широкие белые щепки. Освобождаясь от водяной петли, они неслись стремительно вперед. На миг Калачников подумал: «Вот и я, как щепка, закрутит меня водоворот событий, а когда освободит — кто знает?»
Как небрежно смонтированные кадры киноленты, мелькнула в сознании собственная жизнь: сын небогатого мещанина Петр Калачников учится в далеком немецком городе… Первые нелегальные книги под подушкой, доносы и грозный окрик начальства: не сметь читать недозволенное… Работа у помещика, робкие попытки селекции и запрет воинствующего мракобеса хозяина: богохульства в природе не потерплю… Увольнение с работы, которое привело к разочарованию в жизни… Революция, а после нее труд — творческий и радостный… Война… Все, о чем мечталось, нарушено… «Работы будет много, Петрович, я верю вам, как самому себе», — сказал на прощание Огнев.
У двухэтажного здания комендатуры Калачникова остановил караульный, уже пожилой солдат с темно-рыжими волосами. Он наставил автомат в грудь садоводу и так держал несколько секунд, словно ему доставляло удовольствие видеть людской страх. К недоумению караульного, старик стал в горделивую позу и произнес повелительным тоном по-немецки:
— Прошу доложить господину коменданту: прибыл профессор Калачников. Господин обер-лейтенант приглашал меня на десять часов. Через две минуты — десять…
Калачников подчеркнул слово «приглашал», и это, вероятно, возымело свое действие. Караульный, подняв брови, передернул плечами и удалился. Вернулся через минуту, пристальным взглядом осмотрел Калачникова с ног до головы и глухо сказал:
