Дети сектора | страница 105
Двигатель взревел, водитель чертыхнулся. Шейха затолкало обратно в салон, он упал на четвереньки и едва удержался на ногах. Ощущения были как у космонавта в центрифуге. Вот тебе и недоделанная гравицапа. Остается надеяться, что когда Сектор расставит ловушки, сохранится способность их чувствовать.
Побуксовав в гравицапе, «Тунгуска» рванула вперед, преодолела насыпь и въехала на раздолбанную дорогу. Шейх заметил поржавевший указатель, на котором с трудом читалось «Моховое». Значит, скоро мост через реку, и до Твери такими темпами ехать часа три-четыре.
Миновали небольшую заправку, впереди замаячил поселок, где буйствовала зелень. Поперек дороги валялся дохлый раптор, он же Хренозавр. Взрослая тварь. Здоровенная, чуть меньше танка. Интересно, что его погубило?
Подъехали ближе, и Шейх увидел, что у раптора вырваны глаза, а вся туша покрыта глубокими ранами, будто в него стреляли из гранатомета. Если бы он встретился с более сильным противником, раны были бы от когтей. Неужели хамелеоны, хлынувшие на Землю, истребляли все формы жизни, даже те, что не угрожали Улью?
Ответы Шейх рассчитывал получить в Питере в обмен на предоставленную информацию. Если задуматься, то он, Алан Мансуров, сейчас самый ценный человек на земле. Он больше всех знает, что такое вторжение, мало того, располагает сведениями, как проникнуть в Улей. Если Марина уцелеет и откроет шлюз, то на корабль можно будет доставить взрывчатку и разнести генератор, каким бы он там ни был.
Правда, все, кто на корабле – Марина, Астрахан, Рэмбо и мальчишка, погибнут. Даже если они найдут способ уйти, кому-то придется пожертвовать собой. Шейх поймал себя на мысли, что он готов это сделать. Когда слишком часто прощаешься с жизнью, перестаешь замечать, что она у тебя есть.
Обернувшись, он увидел «тунгуску» Короткова, догоняющую колонну. Сейчас бы спешиться, вытащить эту гниду и прирезать.
Потом, все – потом. Сейчас – сосредоточиться на дороге, точнее, на ее останках.
Вот первый покосившийся забор поселка, из которого выпили душу, – бетонный, некогда беленый, одна плита рухнула, открыв взору огород, заросший огород и сам дом, обычный бревенчатый сруб с проржавевшей металлопластиковой крышей. Стекла высыпались, дом с укором смотрел на проходящую колонну глазницами окон и будто кричал: зачем вы бросили меня, люди?!
Следующий забор из плотно подогнанных досок устоял. На третьей ограде, крепостной стене красного кирпича, какой-то следопыт написал: «Штык, вечная тебе память, брат!», а внизу поставил крест, который уже накренился и порос мхом.