Совсем рядом раздался звонок мобильника — изящная мелодия. Мелодия ведь не может мне сниться, — подумала она.
— Да, мама, — произнесла девушка в длинном шарфе. — Нет. На мосту. Ну, трамваи стоят. Не знаю.
Туча опустилась и в самом деле очень низко. Когда я видела ее в последний раз, несколько лет назад, она висела минимум на три этажа выше. А теперь была почти на уровне наших глаз. И замерла там — вызывающе, бесцеремонно. Каролина, или Малгожата, готова была на все, только бы убрать ее с глаз долот! спрятать, прикрыть. Но тут, к сожалению, ничего не поделаешь.
— Но что это? Почему оно такое черное? — интересовалась подружка той, в длинном шарфе.
Проталкиваться через толпу было слишком трудно.
— Что же это может быть? — подхватил закутанный, который уже заговаривал с Каролиной. — Как вы думаете?
И многозначительно посмотрел на нее. Что-то заподозрил? Может, просто хочет поболтать? Она пригляделась. Скорее просто поболтать. Но зачем ему знать? Это не его дело.
— Может, дирижабль? — помолчав, осторожно произнесла она.
Застрявший трамвай затрепетал дверьми и уехал.
— Дирижабль! Ха-ха! Но уж точно не водяной пар, — засмеялся закутанный, подмигнув ей.
Его веселье было необъяснимым.
Он, похоже, ее ровесник. То есть опыт у них примерно одинаковый. Он должен помнить те давние зимы — периода холодной войны, все одинаково снежные, темные и длинные. Вроде нынешней, которая считается исключительной. В те времена она сошла бы за самую обычную. Оттепели приносили эпидемии гриппа, которым аккомпанировали газеты, в других вопросах придавленные гнетом государственной цензуры. А на заднем плане — обшарпанные, плохо освещенные подъезды и тесные квартиры с кухней без окна.
После первого появления черной тучи за моим окном я не видела ее очень долго. Да, иногда я о ней вспоминала, но как о явлении из ряда вон выходящем, которое — я была уверена — навсегда останется загадкой. Этой загадкой я ни с кем не делилась. У меня не было настолько близких друзей, чтобы рассказать о том, что я видела. И потом, я стеснялась. Словно влипла в неприятную историю.
В последующие годы над нами проплыло множество других туч — сотни, тысячи обычных туч, одна за другой. О той даже можно было забыть. Прежде чем снова ее увидеть, я успела научиться читать и писать — правда, с ошибками и позже всех. Успела убедиться, сколь многое в жизни идет кувырком, и даже примириться с этим.
Одна из моих одноклассниц жила по соседству и соглашалась вместе возвращаться из школы, хотя и без особого восторга. Она позволяла мне присоединиться к ней, но только на полпути домой, после того как расставалась с подружками. Тогда она делалась немного приветливее. Иногда мы даже шли рядом и спокойно болтали.
