Еще одна пауза, пока Джан переваривала все это.
— Клево, — наконец сказала она.
Фил изучал стенную роспись, а мое терпение было исчерпано.
— Девочки, — сказал я, — мне пора идти.
— Почему? — спросила Джан.
— Я иду на порнофильм… — И я стал пробираться к выходу.
— Вот это уже перебор, — услышал я ее. — Этот говнюк ходит на порнофильмы один?
— Я на них не хожу, — прокричал я через битком набитую комнату, — я в них играю.
Через минуту Фил догнал меня на улице.
— Эй, послушай — сказал он. — Тебе пора начать.
— О’кей, вот мы и начали.
— Так почему ты ушел?
— Я просто чуть не умер от удовольствия, — сказал я. Мы шли молча.
— Послушай, — наконец сказал Филипп. — Это был способ вернуться к нормальному образу жизни.
— Должен быть какой-то другой способ, получше.
— Какой же?
— Ох, не знаю, — шутливо сказал я. — Попробую дать объявление.
На несколько минут он погрузился в молчание. Потом сказал: — Ты это уже сделал.
— Что? — Я недоверчиво посмотрел на него. — Что я уже сделал?
— Ты знаешь тот журнал с рецензиями на новые книги, которые Дженни всегда читала? Я дал туда подходящее для тебя объявление. Не беспокойся, очень сдержанное. Классное, со вкусом.
— Ох, — вздохнул я. — И в чем же его суть?
— Ну, вроде того, что «юрист из Нью-Йорка, заядлый любитель спорта и антропологии…»
— Откуда, черт возьми, ты взял антропологию?
Он пожал плечами:
— Я подумал, это звучит интеллектуально.
— Замечательно. Горю от нетерпения прочитать ответы.
— Вот, — сказал он. И вытащил из кармана три конверта.
— И что в них сказано?
— Не читаю чужих писем, — сказал Филипп Кавиллери, стойкий защитник прав на неприкосновенность частной жизни.
И вот под оранжевым вольфрамовым уличным фонарем, объятый смущением и трепетом, не говоря уже о том, что Филипп стоял рядом и заглядывал через плечо, я прочел первый ответ.
«Какая хуйня!» — подумал я, но ничего не сказал. Филипп притворяясь, будто не читает, с трудом выдохнул: «О, Боже!»
Корреспондентка действительно была знатоком антропологии. В этом послании предлагались такие дикие и странные языческие ритуалы, что Филипп чуть не упал в обморок.
— Это шутка, — промямлил он.
— Да, над тобой, — ответил я.
— Но кому могут нравиться подобные извращения?
— Тем, кто живет в этом дивном новом мире, — сказал я и улыбнулся, пытаясь скрыть собственное изумление. Я швырнул письма в мусорный ящик.
— Слушай, ты меня извини, — сказал Филипп, когда мы прошли два-три квартала, храня целомудренное молчание. — Я же не знал.
