— Еще стаканчик пикона, пожалуйста!
— О, глянь-ка, за тобой пришли! — усмехнулся Эно.
Фуке резко повернулся к окну и успел краем глаза увидеть медленно скользнувшую за стеклом тень, словно грузная рыба потыкалась в стенку аквариума и поплыла прочь.
— А зайти-то струсил, — с вымученной шутливостью сказал Фуке. Во взгляде Кантена он увидел не осуждение или зависть, а горестно-умоляющее выражение, точно как в глазах Мари в тот день у моря, когда она догадалась, что Франсуа и Моника курят в блиндаже, а она лишняя. Это зеркальное отражение затаенной детской ревности поразило его. — Может, он бы и не прочь посидеть с нами.
— Вряд ли, — сказал Эно. — Больно он гордый. Как ножом себя от всех отрезал — раз, и с концами. Одно дело, если б он вообще никогда в кабак ни ногой, ладно, бывает. Конечно, можно только пожалеть человека, если ему нет дела до других и не тянет в компанию. Но взять и ни с того ни с сего на всех наплевать — такое не прощается. Ладно, присоединяйся к нам, отведай птичек, которых настрелял наш друг Турет, они хороши только свеженькие.
Туретом звали толстяка с гладким, как фарфоровое блюдце, лицом и на диво пышными усами. Глядя на его физиономию, Фуке подумал, что Эно, пожалуй, прав и зря Кантен отвернулся от общества, где водятся такие упитанные добродушные ребята. Его зовут обратно, а он уперся, ну и пусть пеняет на себя! Хоть и не голодный, Фуке сел за стол, он много ел, держа жареных птичек руками, много пил и под конец совсем приободрился от такого славного угощения.
Было уже очень поздно, когда в нем забрезжило смутное чувство вины: Кантен — кто бы поверил? — должно быть, беспокоится. Он неохотно покинул кабачок и пошел по направлению к «Стелле»; в голове бродили приятные мысли: нынче он стал, можно сказать, почетным гражданином Тигревиля.
На первом этаже гостиницы в маленьком холле горел свет. Еще из сада Фуке увидел через окно Кантена, он сидел за конторкой, склонившись над какими-то толстыми книгами; когда-то так сидела Жизель, а совсем недавно — Клер… невыносимое зрелище. Видимо, объяснений не избежать.
Но едва он вошел и закрыл за собой дверь, как Кантен с силой захлопнул книгу, давая понять, что дожидался его, и сказал:
— Тут у меня припасена бутылка старого коньяка. Налить вам рюмочку?
Кантен долго корпел над семнадцатитомной энциклопедией — один том лежал раскрытый на статье «Мадрид», в другом была загнута страница на статье «Коррида», — наконец утомился, поднял голову и рассеянно посмотрел, как суетится вокруг своего автомобиля парень в баскском берете, с боевыми наградами на груди — видно, успел повоевать, хоть и молод, — торгующий изделиями монахов из аббатства Сен-Вандрий. С ребяческим задором укладывал он коробки с товаром в громоздкую американскую машину. «Паблик релейшнз», как он любил себя называть. Нынче орден странствующих рыцарей от коммерции не тот, что был прежде, когда с началом сезона они приезжали по железной дороге, останавливались в гостинице и жили до тех пор, пока не выжимали из городка все, что можно; по вечерам они любили рассказывать разные истории из своей кочевой жизни, причем, бывало, одни и те же байки звучали из разных уст, — эдакая бродячая труппа, колесящая по всей Франции. Они так же любили побахвалиться своими подвигами, как видавшие виды репортеры похождениями в разных концах света, и не было для них большего удовольствия, чем эти ночные посиделки. Некоторые даже устраивались вдвоем, а то и вчетвером в одном номере: мастика с канцтоварами, сельхозтехника с наручными часами, — чтобы иметь возможность делиться воспоминаниями чуть не до утра. Кантен втайне завидовал им и делал щедрые скидки. С появлением автомобилей застольным беседам пришел конец. Коммерсанты нового поколения налетали, как вихрь, никто ни с кем не общался, каждый катил своей дорогой. Большинство старалось на выходные вернуться домой, и «представительская комната» пустовала. Единственное преимущество заключалось в том, что визиты торговцев стали частыми и регулярными, они появлялись и исчезали в строго определенное время, как фигурки на старинных курантах, никогда никаких фокусов и неожиданностей. Парень из Сен-Вандрия приезжал каждую последнюю среду месяца.
