— Ого, — рассмеялся Воложский, — наблюдательная особа! Так что ты хотела сказать дяде Феде?
— Дядя Федя, — повернулась Анка к Корнееву, — мы сейчас всем классом идем в музей. Маме скажите.
— Славная девчушка! — Константин Владимирович посмотрел вслед убежавшей Анке и перевел задумчивый взгляд на Корнеева. — Знаешь, нелепо: всю жизнь с детьми, люблю их, а своих не было… Настина дочка?
Федор Андреевич кивнул.
Задумчивые глаза Воложского затеплились.
— Получил я за эти дни сто шестьдесят пять телеграмм, и тридцать пять из них — от прошлогодних ребятишек. Приятно, знаешь!.. Сашу Ткачука не помнишь? Ну, за которого ты заступался? — Константин Владимирович лукаво посмотрел на Корнеева. — Тоже прислал. Учится в железнодорожном, пишет иногда и, понимаешь, благодарит! А Веселкова моя в МГУ, физмат. Далеко, брат, девица пойдет!
Вошла Настя, привычно оглядев комнату.
— Вот и сама хозяйка, — поднялся Воложский. — Здравствуйте, Настенька. А мы тут сейчас с вашей дочкой познакомились — серьезный товарищ. Велела сообщить, что ушла в музей.
— Анка-то? Пусть бегает.
Настя сняла пальто, поправила косы, уложенные на голове тяжелым венчиком.
— Вы бы хоть чаю попили.
— Спасибо, Настенька, в другой раз.
Константин Владимирович и Настя разговаривали как хорошо знакомые люди, и Корнеев догадался, каким путем Воложский разоблачил его выдумку о поездке в село. Смущало Федора Андреевича только настроение Насти: разговаривая, она вдруг опускала странно темнеющие глаза, на лице вспыхивал беспокойный румянец.
На улице Воложский заглянул Корнееву в лицо, засмеялся.
— Так ты решил, что я пришел к тебе за поздравлениями? Тщеславие, мол, у старого взыграло?
Константин Владимирович взял Федора под руку, дружелюбно пожал локоть.
— Приходил я к тебе, скрытная душа, посмотреть, где ты и как живешь. Надумали мы с Марией Михайловной перетащить тебя к нам, и давно перетащили бы, если бы ты не вел себя, как мальчишка. Спрятался!
Заметив протестующий жест Федора, Воложский остановил его.
— Подожди, подожди! Приглашение наше остается в силе, а решай сам. Семья, в которой ты живешь, мне нравится, так что дело твое. Не поедешь?.. Ну, и шут с тобой, может, и к лучшему. На вот, возьми, если простудишься — годится на компресс. — Константин Владимирович сунул Федору в карман какой-то сверток.
«Что это?» — недоуменно, взглядом, спросил Федор Андреевич.
— Ну, что, что… Четушка! — добрые голубые глаза Воложского смотрели смущенно. — Утешать тебя собирался по-мужичьи, а сейчас вроде не к чему. Сам я, видишь, тоже не расстроен!
