Алекс знал, что это неправильно, но устоять перед ней мог бы только святой. А он, видит Бог, святым не был. Хотя он редко расплачивался за свои грехи, но за такое им обоим придется понести наказание. Что бы Глинис ни говорила сейчас, потом она, конечно, об этом пожалеет. Но даже зная это, Алекс был бессилен перед мощью желания — и своего, и этой очаровательной плутовки. Он желал ее с той минуты, когда увидел на острове Барра, собирающую на берегу ракушки. Единственное, что он мог сделать, — это доставить ей столько удовольствия, чтобы их грех того стоил.
Но когда их губы встретились, все планы, все мысли, весь здравый смысл вылетели у него из головы. Их языки двигались в страстном медленном танце, который заставлял его желать большего. Алекс стал целовать ее брови, щеки, нежную кожу под ушами, потом уткнулся лицом в ее шею и вдохнул аромат ее кожи. Глинис обняла его за шею, он стал водить руками по плавным изгибам ее тела. Она была как море — одновременно и знакомая, и загадочная. И Алекс хотел разгадать все ее загадки, познать каждое ее тайное местечко. Глинис таяла в его руках, словно воск, и его охватила неистощимая страсть. Алекс думал, что знает женщин, но с Глинис он чувствовал себя так, будто плыл по морю, не нанесенному на карты.
Алексу нужно было почувствовать ее всей своей кожей, каждой клеточкой. Он встал на колени и через голову сорвал с себя рубашку. Уже почти стемнело, но, отбросив рубашку в сторону, он все же увидел, как взгляд Глинис скользит по его торсу. Она посмотрела на его восставшее мужское достоинство, которое так и просило, чтобы его заметили. Когда она в этом убедилась, ее губы приоткрылись, и по телу Алекса прокатилась новая волна желания.
— Тебе достаточно тепло, чтобы снять платье?
Алекс старался, чтобы в его голос не прокрались нотки отчаяния, но безуспешно. Глинис серьезно кивнула. Когда Алекс наклонился над ней и стал поднимать подол ее платья, у него мелькнула мысль, может ли у него в его возрасте отказать сердце. У нее были длинные стройные ноги, она была как грациозная лань, созданная для бега. И ему хотелось бегать с ней, идти за ней повсюду, куда бы она его ни повела. Он поднял ее ногу и поцеловал колено. Оно было совершенно, как и все в ней. Потом погладил шелковистую кожу на внутренней стороне ее бедра. Глинис резко вдохнула. Передвигая руку все выше, дюйм за дюймом, он наклонился и стал касаться губами там, где только что была его рука, дразня их обоих. Когда его пальцы коснулись завитков волос между ее ног, она вздрогнула.
