Вскоре меня заинтересовал высящийся вдали постамент с какой-то скульптурой, и я решил узнать, что там такое. Дорога заняла немало времени и сил, и последние несколько сот метров пришлось добираться уже ползком. Но всё когда-нибудь кончается. С чувством победного ликования я ткнулся головой в подножие постамента, немного отдышался и, перевернувшись на спину, посмотрел наверх. Мой взгляд упёрся в немигающие змеиные глаза аспидно-чёрного дракона, сидящего на постаменте. "Привет!" — сказал я, не придумав ничего лучшего.
Пасть сказочной рептилии расползлась в жуткой ухмылке. Блин, вот это зубы! Мороз по коже стоит только представить себя в качестве драконьего обеда.
Сверху загрохотал смех. "Не бойся, Глоб, я не настолько голоден, чтобы бросаться на всё, что движется". Ко мне метнулась узкая драконья голова на длинной шее, и обнажённую кожу на груди обдало его мощное дыхание. К моему удивлению в нём не было никакого зловония. Наоборот, от дракона исходил запах свежескошенной травы, мёда… и счастья. Да-да! Безоблачного, беззаботного, такого, какое бывает только в детстве… в счастливом детстве, которого я, никогда не знал…
Я сморгнул слёзы. Второй раз плачу за всю свою сознательную жизнь.
"Бедный бесприютный волчонок, не знающий ни любви, ни радости, — мягко произнёс дракон, заглядывая мне в лицо огромными янтарно-золотыми глазами. — Если ты плачешь, значит, не всё потеряно. Что ж, я подарю тебе ту жизнь, какую ты заслуживаешь". Из его пасти вырвался клуб огня, окутавший моё тело светящимся золотым коконом.
Из сладкого забытья меня вывела дикая боль. Это осколки костей вдруг ожили и зашевелились. Тем не менее, я оставался в сознании, и даже ничто не туманило мой взгляд. Ну, надо же! Придурочная девица всё ещё была здесь и по-прежнему изображала из себя вампира. Она вставила накладные клыки, и пропорола ими мою кожу на шее, а затем присосалась к ранке. Эффект превзошёл все её ожидания. Когда эта двуногая пиявка отвалилась от меня, сломанные кости уже встали на место и срослись. Теперь дело было за более "мелкими" ранениями, типа пропоротого легкого и разорванных внутренних органов.
Пошатываясь, я поднялся на ноги и улыбнулся ошарашенной девице, — от страха она побледнела до синевы. Несмотря на темень, обострившимся зрением я без труда разглядел на её грубо размалёванном лице следы угрей и поморщился от несвежего неровного дыхания. Н-да, мой ангел, утеряв свой нимб, оказался фирменной дурнушкой.
