Он уселся на него с таким видом, будто бы его надолго приговорили никуда оттуда не двигаться. Ноэль остался стоять, устремив на него вопросительный взгляд.
Самообладание не покинуло его. Он оставался в высшей степени хладнокровен и не боялся ничего, кроме неожиданного возвращения Бэль.
Но комиссар, вроде бы, вовсе не торопился начинать разговор. Он медленно переводил дух, тяжело дышал, и Ноэль заподозрил его в том, что он играет комедию для того, чтобы его встревожить.
И ничуть не ошибался. Испытывать нервы своих собеседников долгим молчанием было правилом комиссара Марии.
— Может быть, — заговорил он, наконец, — вы догадываетесь о цели моего визита?
Сведя тем самым на нет «хотя я и не понимаю», только что высказанное хозяином дома.
Ноэль решил сражаться с толстяком его собственным оружием: он лишь с сомнением покачал головой.
Комиссару пришлось возобновить разговор, что он и сделал с сожалением:
— За последние дни вы, вероятно, узнали из газет, что промышленник Иуда Вейль, проживавший в доме 42 по авеню Семирамиды, был убит в ночь с пятницы на субботу… Не ошибаюсь?
— Вовсе нет, — признал Ноэль.
Комиссар вытащил из карманов блокнотик с загнутыми углами и карандаш, грифель которого был защищен колпачком. Он осторожно снял перчатки, смочил языком кончик карандаша и записал это «вовсе нет».
— Мне говорили, что мадам Мартэн и вы сами были близки месье Вейлю?
— Да. Его смерть нас потрясла.
— И удивила, не правда ли?
Ноэль согласно кивнул.
— Давно ли вы дружите с потерпевшим?
— С год.
— Предполагаю, что вы виделись часто?
— В среднем раз-два в неделю.
— С мадемуазель Джоан Вейль знакомы?
— Конечно.
— А с личным секретарем месье Вейля, Абдоном Шамбром?
— Да.
Комиссар долго обдумывал эти ответы. Все его внимание было сосредоточено на блокнотике.
— Как вы думаете, месье и мадам Вейль были дружной парой?
— Безусловно.
— Тем не менее, месье Вейлю приписывают много похождений. А еще говорят, что мадам Вейль испытывала от этого много горя.
Ноэль с горечью подумал, что обычный преступник усмотрел бы в этом случай направить подозрения в ложном направлении. Но он и не собирался спасать свою шкуру путем обвинения кого-то другого.
— Столько разного рассказывают! — произнес он, пожав плечами.
— А вы сами никогда не присутствовали при какой-нибудь ссоре, скандале?
Ноэль весь напрягся.
— Чего вы от меня ждете, комиссар! Чтобы я стал вашим стукачом?
Толстяк медленно поднял голову. Его разноцветные глазки (один голубой, а другой серый) впервые взглянули на собеседника:
