Из дома никому не выходить - Станислас-Андре Стееман

— Кроппинс! — позвала миссис Аделия Пламкетт.

— Мэм? — откликнулась Кроппинс, комкая в руках передник с оборочками.

— Вы заменили увядшие цветы свежими?

— Да, мэм.

— Вы отнесли букет в голубую комнату?

— Да, мэм.

— Вы поставили бургундское согреваться и шампанское замораживаться?

— Да, мэм.

— Вы зажгли фонарь над крыльцом?

— Да, мэм.

— Открыли ворота?

— Да, мэм. Чего там, может являться! — не удержавшись, воскликнула Кроппинс. — Ему все понравится.

Миссис Аделия Пламкетт, которую вывели таким образом на чистую воду, хотела было поставить Кроппинс на место, приказав ей держать свои комментарии при себе. Но поползновение так и осталось поползновением. Она знала, что не способна применить хоть какую-нибудь власть.

— Мэм больше во мне не нуждается до часа «Ч»? — упорно гнула свое Кроппинс.

На этот раз миссис Аделия Пламкетт почувствовала, как краска стыда заливает ей лицо до самых корней волос.

— Не смейте так нахально со мной разговаривать, Кроппинс! — на одном дыхании выпалила она неожиданно для себя самой. — Вы забываетесь. И нечего тут глаза на меня таращить. Лучше идите на кухню и помогите миссис Банистер. Ей одной не справиться.

Кроппинс не могла прийти в себя от изумления.

— Надо же, старуха требует проявлять к ней уважение! — минутой позже объявила она миссис Банистер, которая надрывалась у плиты. — Я так думаю, что очень скоро дам объявление в «Селькиркский Независимый» и поищу себе местечко у настоящей герцогини.

Миссис Аделии Пламкетт, пасторской дочери и пасторской вдове, было уже под пятьдесят, и она считала себя вдвойне обделенной многими, в том числе и чувственными, радостями, которых нормальная здоровая женщина вправе ожидать от жизни.

В самом деле, ей не исполнилось еще и шестнадцати, когда ее отец, преподобный Мердок, невовремя вошел в комнату и застал девицу в чем мать родила: она как раз собиралась примерить купленную тайком кружевную сорочку. В первую минуту мистер Мердок не сказал ничего. Мистер Мердок вообще никогда ничего не говорил сгоряча. Он ограничился тем, что конфисковал кружевную сорочку, которую впоследствии превратили в тряпку для вытирания пыли. Зато два дня спустя объявил о своем намерении выдать Аделию замуж как можно раньше и, само собой разумеется, за праведника, испытывающего не меньшее отвращение к греху, чем он сам. «За вашего викария?» — тревожно спросила миссис Мердок, не зря прожившая рядом с преподобным тридцать лет и научившаяся угадывать его мысли. «Вот именно, за моего викария! За Пламкетта. Его родителям принадлежит половина Грин Хиллз». Напрасно миссис Мердок, которую тоже выдали замуж слишком рано, твердила о том, что Аделия еще совсем ребенок. Мистер Мердок оказался непреклонен: он считал, что яблочко надо сгрызть, пока не сгнило, причем изрекал эту истину на гэльском наречии, дабы не шокировать Аделию.