Такова твоя жизнь с печальным концом - Йорам Канюк

Рабинович, которому жена однажды сказала, что он напоминает ей фарфоровую фигурку с мощным мотором, прибыл в порт Хайфы в 8 часов утра 21 мая 1950 года. Когда он спустился по корабельному трапу, его направили к окошку № 1, там он постоял в очереди, и его направили к окошку № 8. Прождав там, он был отправлен к окошку № 11. Выкурил сигарету и снова был послан к окошку № 8. В окошке № 8 он получил талончик в очередь к окошку № 1. Там Рабинович ждал, пока мирно дремавший до этого чиновник придет в себя, не спеша выпьет свой чай и отправит Рабиновича к очередному окошку. Еще после часа-другого подобных блужданий, которые, впрочем, не очень огорчили его, Рабинович нашел место в тени, откуда можно было видеть горизонт от Стеллы Марис[1] до середины Кармеля.

Солнце уже стояло на другом конце неба. Рабинович вытащил носовой платок, который ему только что выдали, вытер пот рукой, а платком обмахнулся.

— Сдаюсь, — сказал он стоявшему рядом мужчине.

Мужчина спросил, все ли бумаги у него есть.

— Да у меня их — вагон, — ответил Рабинович.

Мужчина что-то проворчал, а потом сказал пожилой даме, которая пыталась выглядеть привлекательной даже на жаре, что Рабинович всегда сначала говорит, а потом думает. Женщина не нашла это смешным или наоборот грустным и никак не отреагировала.

Во временном лагере для иммигрантов Рабинович работал в швейной мастерской, в медпункте и в парикмахерской. Два года спустя, в январе 1952-го, он зашел в кафе «Корона» выпить кофе и увидел там Нехаму, которая пила фруктовый сок и изучала меню. Она была в белом платье, ее волосы заколоты кверху. Она показалась ему знакомой. Впервые за многие годы Рабинович начал думать понятиями «я» и «стоит», но это у него быстро прошло.

Нехама посмотрела на Рабиновича, и он вдруг засомневался, что знает ее имя, да и вообще ее саму. Затем и она, явно в нерешительности — уйти или не уйти, то вставала, то садилась, делала полшага и снова возвращалась. Она не знала, что делать и со стаканом сока: допить или вернуть официанту. Что-то в ее замешательстве показалось Рабиновичу если не наигранным, то странным. Когда Нехама все-таки подошла к нему и сказала: «Вы — Рабинович», то он спросил про ее белое платье: оно свадебное или это саван?

Нехама села без приглашения и рассмеялась. Так она сидела напротив него и смеялась. Когда она приблизила к нему лицо, он заметил, что у нее не хватает некоторых зубов.

— Я была на вашей свадьбе, — сказала она, — мы с вашей Фейгеле были вместе в движении. Немцы заставили ее лечь под кран, накачали водой и хотели сфотографировать — будет ли она теперь смеяться. Мы думали, что она мертва, и сами приготовились к смерти. Но умерла она чуть позже. Я должна была вам это рассказать. Ведь вас там не было. Фейгеле успела сказать: «Рабинович взял детей и может быть спасется».