Когда Патриция Джоунс унаследовала от почившей в бозе матушки значительное состояние, Род Джоунс решил свою благоверную убить. С ее деньгами, с незаложенным домом и его, Джоунса, собственными доходами он стал бы вполне состоятельным человеком. Но спешить не следовало. Надо выждать месяцев шесть, даже целый год, пока люди забудут о наследстве. Надо все-все продумать до тонкости, чтобы смерть супруги выглядела натурально — как самоубийство или несчастный случай.
Но тут Пегги неожиданно сообщила Джоунсу, что забеременела. Пегги двадцать один год, она приходящая стенографистка. Пару раз они вместе выезжали за город, затем встречи переросли в постоянную связь. Предложение об аборте она отвергла категорически. Джоунс не сомневался: если он не разведется, Пегги подаст на алименты.
Это было бы катастрофой. Пегги требует алименты — Патриция требует развода. Значит, дом и состояние для Джоунса потеряны. И при этом придется еще содержать ребенка.
Чтобы на какое-то время отвязаться от Пегги, Джоунс выдумал историю о предстоящем повышении в фирме — о чем, разумеется, не было и речи.
Постепенно замысел обрел реальные очертания, и Джоунс начал играть роль супруга, оскорбленного тем, что у жены больше средств, чем у него. Он провоцировал Патрицию и вызывал ссоры, бросал горькие упреки, что он-де муж на содержании жены, что он ее комнатная собачка.
Он наведался к ростовщику — чего никогда не делал — и занял сто фунтов. Дома он объявил Патриции, что получил от фирмы неожиданное вознаграждение и хочет этими деньгами оплатить нынешний отпуск.
— Позволь хоть раз пригласить тебя, — сказал он. — Уэйн рассказывал о роскошном отеле во французских Альпах, недалеко от Савиньи-ле-Лак. — Его воодушевление выглядело искренним. — Чистый воздух, прогулки в горах, рыбалка, свежая форель, девственная природа. Тебе это наверняка понравится.
Патриция-то знала, что это ей нисколько не понравится.
— Все эти разговоры о здоровье и погоде совсем не для тебя, Род. Мои понятия об отпуске иные: купаться, лежать на солнце, вечером ужинать с комфортом.
Но, дабы не оскорблять его мужскую гордость, она согласилась.
— Если надоест в горах, уедем на побережье, — заверял Род. — До Канн рукой подать.
Но именно этого-то он и не делал. Он совершал длительные прогулки, ловил рыбу, играл в шары, пытался применять в общении с местными жителями свой ужасающий французский. Солнце нестерпимо палило, вода в горных озерах обжигала леденящим холодом. Прошло три дня. Патриция начала умирать от скуки. Она сказала: с меня, мол, хватит, хочу уехать на побережье, и никаких.
