Горькие травы - Петр Лукич Проскурин

Мины за год, за два обросли цепкими кореньями бурьянов, минные поля шли сплошняком, на десятки и сотни километров. Города, превращенные в развалины, под ними опять мины, на месте деревень и сел — пепелища, в пепле, спрессованном дождями и ветром, тоже мины. Фронт откатился на запад, оставив землю в колючих изгородях, рвы и окопы, воронки и мины, они усеивали каждый клочок земли. Тяжелые — противотанковые, сверхчуткие, — взрывались от движения зайца. С сюрпризами — донными и боковыми взрывателями, и десятками соединенных между собой, запрятанных в книгах, в губных гармониках, в тюбиках крема для бритья.

Надписи на щитах у дорог — нельзя сворачивать в сторону. Пришла весна, оживали обгоревшие деревья, густо зеленели края воронок. В первый же сильный дождь стали оползать траншеи, ячейки, окопы, и где-нибудь в зарослях, возле ненайденного трупа, голубовато-белой россыпью проклевывались подснежники.

Еще недавно по дорогам шло усиленное движение на восток. Теперь движение шло с востока на запад. Колонны автомашин, орудий… Шла пехота. По сторонам дорог — двухметровой высоты бурьян. И только по черневшим кое-где полуразваленным печным трубам можно угадать, что здесь когда-то было селение. Стоило ступить чуть в сторону — и можно встретить полуразвалившийся человеческий скелет с торчащими между костями сухими травами. В черепе красные муравьи устроили немудрящее жилище. А вот… Но нет, дальше нельзя. Дощатый, наспех сколоченный щит предупреждает об опасности, а издали не разглядеть.

С грузовиков, башен танков и орудий солдаты молчаливо поглядывали на бурьян. Солдаты проезжали мимо. Одичавшие, отощавшие за зиму кошки перебегали дорогу.

Как-то в мягкий предвечерний час на одной из дорог остановилась машина. Чтобы не мешать движению, шофер отвел ее в сторону, насколько позволяли надписи. Невысокий солдат стоял у кабины во весь рост и трудно, напрягая горло, глотал воздух. Правый пустой рукав у него был заткнут за поясной ремень. Он давно стоял вот так, с черной щетиной на скулах, сузив глаза, и глотал воздух. Когда машина остановилась, он, натыкаясь по-слепому, перелез через высокий решетчатый борт. Осторожно, с недоверием, встал на землю, у самой обочины дороги. Сзади за ним напряженно следили. И даже старшина вышел из кабины, бесшумно притворив за собой дверцу. Все они смотрели на однорукого, а тот пробовал и пробовал землю ногой. Тот словно не верил, что это та самая, по которой он тосковал долгие два с лишним года. Он снял старую рыжую пилотку и вытер ею лицо. Он стоял ко всем спиной, перед ним, насколько глаз хватало, бурьян. Ни голоса, ни дымка, лишь размеренный рокот моторов. Раньше называлось село Зеленой Поляной.