Побег аферистки - Любовь Борисовна Овсянникова

Роман

1

Роскошествуя в мартовских мечтах и ожиданиях, мир засыпал.

Высокая стройная блондинка стояла перед стендом с красноречивым названием «Их разыскивает милиция» и ощущала одно — дикий, животный ужас. Таким он всегда и бывает, если имеешь дело с побегом от смертельной опасности — явлением, откровенно говоря, неестественным для цивилизованного человека. К чувству оскорбленного достоинства прибавлялось негодование: не в пустыне же она живет, не в чащах! Или как? Так как, глядите, теперь вот приходится давать стрекача, ни на кого не рассчитывая. Заметать следы… Какая гадость!

По мнению девушки, ныне происходила какая-то абсурдная, наизнанку вывернутая деформация отношений — зверь в облике Дыдыка охотился на человека в ее, Люлином подобии. И вот она, трепеща, отвернулась абы куда, только бы спрятать лицо от прохожих.

За короткую жизнь, впрочем, наполненную приключениями и рискованными начинаниями, уже компенсированными добытыми сокровищами и роскошью, такое случилось с ней впервые. Страх носил тотальный характер и всепроникающую интенсивность: боялись глаза, поэтому не хотели смотреть назад; боялись ноги, поэтому прикипело не двигались с места, хотя эта неподвижность была крайне стрёмной, ежемгновенно готовой сорваться на бег; боялись руки, нервно сжимающие сумку с вложенным в нее желтым чемоданчиком — предметом этих неприятностей. А хуже всего страшились плечи. Они, сведенные к шее, приподнятые к ушам, до чрезвычайности выдавали ее состояние.

Как известно, именно страх беглеца является катализатором погони, поэтому его никак нельзя показывать и выдавать в себе. Но как это предотвратить, как избавиться от него? Побег есть побег…

Ой, как громко звучало страшное: «пах-пах-пах!» и «пиф-пиф-пиф!», что — слава Богу — не было стрельбой в глухом закоулке, как не было ощутимое «бух-бух-бух!» ударами коперной бабы на стройках сумасбродно развернутого капитализма. Первое, «пах-пах-пах!» и «пиф-пиф-пиф!», — лишь рисовалось Люле в воспаленных мозгах, а второе, «бух-бух-бух!», — было реакцией ее сердца на затеи оробелого воображения.

Так вот, представляло дальше Люлино воображение, пожалуйста: «пах-пах-пах!», «пиф-пиф-пиф!» — и все! И уже лежит она тут, под этим стендом, и больше не дышит, только истекает пылкой к счастью кровью и лужей расплывается на заплеванном асфальте. Бр-р-р! Не хотела бы она для своей крови такого итога, пусть уж лучше останется в увядшем от страха теле. Но Дыдык ее за здорово живешь не отпустит. И к чему же он прибегнет, какую месть для нее изобретет?