– Гануся, – беззвучно отрыгивая в ладонь, сказал дежурный, – позвони, скажи – я к вечеру буду... Вчера на облаве был, пулей рукав полушубка порвало... Залатать надо, промежду прочим... Делов сейчас никаких, я к отправке арестантов буду в половине первого ночи. – Он обернулся к «культурнику». – Давай еще по одной. – Он налил две полные стопки и до половины плеснул Сашеньке. – Ганна, – позвал он, – давай и ты... Дружка встретил, фронтовичка, однополчанина... Ты ж с Третьего Украинского?
– Нет, – сказал «культурник». – Я на Первом Белорусском.
– Ничего, – сказал дежурный, – главное – общий враг, как внешний, так и внутренний...
Подошла Ганна, раскрасневшаяся, с высокой крепкой грудью под вышитой блузкой. Она взяла свою стопку двумя пальцами, отставив мизинец. Дежурный чокнулся со всеми, выпил и вместо закуски сочно поцеловал жену в губы.
– Куцый меня вчера чуть не срезал, – обиженно сказал дежурный «культурнику», – в Райковском лесу... На мушку он меня, видать, взял хорошо, самый срез под левый бок... А собачку нажимал – дернул, не иначе поторопился... Но я уж от такой обиды ему череп рукояткой погладил... Майор ругался: допрос даже снять нельзя... И в сознанье не пришел... Но мне ж обидно, пойми... Не жизни мне жалко, а бабу такую оставлять жалко... Никак я ей не наемся... Год уж все бежит слюна и бежит.
– Петрик, – зардевшись, сказала Ганна, – ты лишнее не варнякай.
Ганна подняла белую ручку свою, расслабленную в кисти, и сначала коснулась костистой сухой руки дежурного запястьем, потом прокатилась по ней ладонью, слегка трогая кончиками пальцев, царапая ноготками.
– Меня убивать никак нельзя, – рассмеявшись, сказал дежурный, – я годовый молодожен... Слушай, фронтовичок, женись, чего ты тянешь... Бабы не найдешь?.. Не верю... Мужчины теперь подорожали... Мертвецы нам цену подняли.
– Вот о том я с тобой потолковать хотел, – сказал «культурник», – про бабу свою... Разве не помнишь?..
– Постой, постой, – сказал дежурный, распрямляясь, словно на службе за канцелярским столом, а не в своем доме, – ну-ка, Ганна, пойди, тут разговор у меня.
Ганна встала и, вздохнув, вышла.
– Так, – сказал дежурный, – это ты насчет той арестантки приходил... А я тебя с кем-то перепутал... Но не беда... Ты фронтовик, и тот фронтовик... А насчет тебя я помню, теперь припоминаю ту историю... Трое суток не спал по-человечески, в голове кавардак.
Он отодвинул стопку и вдруг пристально глянул на Сашеньку, так что сердце ее сжалось от сбывающихся предчувствий.
