теперь поднималось из праха,
упорно в ночной тишине
вставало незримой стеною.
На самой великой войне
своей воевало войною.
Обида, не надо шуметь,
себя бесполезно дурачить:
ведь завтра на явную смерть
кого-то придется назначить.
Есть юность. А девушка в ней —
как свет до последнего вздоха.
Пускай ни о ком из парней
она не подумает плохо.
Но нет, генерал! Ты не прав!
Свирелька в тебе заиграла?
Есть точный армейский устав
и воинский долг генерала.
Лучи, мирный день торопя,
играют па маршальских звездах.
И маршал не пустит тебя
простым истребителем в воздух.
На пункте командном, как мозг,
ты нужен грядущему бою.
Ты словно решающий мост
в слиянии неба с землею.
Эмоции к черту! Война.
Победа является целью…
И нет ни покоя, ни сна
на нарах под жесткой шинелью.
И стонет утробно земля —
под взрывами камень дробится.
Трепещет огонь фитиля —
ночная пугливая птица.
Вскочил на заре генерал.
Побрился.
Продумал все снова,
затем адъютанта послал,
чтоб срочно нашел Шинкарева.
— Полковник, план действий таков:
как станет сигнал нам известен,
на цель поведу я орлов,
а вы остаетесь на месте.
Держите надежную связь.
Вам эта работа знакома.—
Нахмурился Дмитрий:
— Но вас…
— Лечу по приказу главкома!
23
И вновь зенитные сполохи,
разруха пулеметных гнезд.
Грохочет Марс!
И тяжки вздохи
больной земли, разбитых звезд!
И снова, крылья в небе вымыв,
бомбардировщики храня,
дерется лихо Ваня Климов,
живым выходит из огня.
Идет на вражеского аса.
Жмет на гашетку.
Пушка спит.
Домой!
Конец боезапаса.
Чуть зазеваешься —
и сбит.
На громы наседают громы.
Аэродромы где-то ждут.
Но видит Ваня:
сбит ведомый.
Над полем вспыхнул парашют.
В тылу врага спустился летчик,
почти мальчишка, комполка,
и Климов улетать не хочет
без боевого паренька.
Как прежде, презирая гибель,
решив, что смерть дразнить — не грех,
сажает Ваня истребитель
на залежалый черный снег.
Огнем блистая, вражья стая
бежит к машине напролом.
Но с пареньком Иван взлетает,
смерть оставляет под крылом.
Обратный путь.
Ушли машины.
Иван отстал.
Вдруг — «мессершмитт».
И трассы пуль тупых прошили
весь фюзеляж.
Мотор дымит.
Иван свой Як бросает резче
то вверх,
то вниз,
в крутой провал.
А кровь из рук пробитых хлещет
на каменеющий штурвал.
Круженье.
Приступы бессилья.
Огонь проходит по плечу.
Иль не успела ты, Люсия,
зажечь повторную свечу?..
Нет, врешь! Еще не расставанье!
В висках как будто быот часы…
Последнее, что видит Ваня —
наплыв бетонной полосы.
