Грудь вздыхает осторожно.
Ты к бессилью не привык.
Слабость, слабость…
Тошно-тошно…
Прилипающий язык.
Пот со лба стирает кто-то.
Расплывается жара.
Проявляется, как фото,
говорливая сестра.
Вся в улыбке. Облик светел.
Ослепителен крахмал.
— Трое суток бредом бредил
ты, товарищ генерал.
На тебя ночами гляну —
все пылает, все горит.
Звал какую-то Татьяну,
что-то сыпал про Мадрид,
про любовь да про полеты…
Нет, уж ты лежи, молчи.
В общем, задал нам работы,—
чертыхаются врачи.
Если будешь тихо-тихо —
тайну выдам, генерал:
приходила тут врачиха,
рядом госпиталь стоял.
И она, по сути дела,
от беды тебя спасла:
увидала, побледнела,
кровь свою тебе дала.
Три денька она не ела,
заменила всех врачей…
Только очень не велела
говорить тебе о ней.
Но, что делать, я болтлива —
с детства этот перекос…
Что? Как звать ее? Красиво!
Я б сказала, да склероз!
И опять молчит палата.
Свет неяркий. Белый бинт.
Потолок летит куда-то
и вращается, как винт.
Вьется занавес крылато.
Опечален и суров,
в белом мраморе халата
возникает Шинкарев.
Синь бессонниц под глазами.
Сел он, голову склоня.
— Неплохое наказанье
ты придумал для меня.
Твой поступок, словно жало,—
от него спасенья нет…—
Вдруг Ивану жалко стало
паренька из прошлых лет.
Не сердясь и не ревнуя,
разглядел накоротке
седину его сплошную,
шрам багровый на щеке.
Хоть кольнуло нестерпимо
что-то острое со зла,
он сказал:
— Ну, ладно, Дима.
Все забыто. Боль прошла.
Яркий луч окна коснулся,
ослепил что было сил,
Дима к стенке отвернулся,
хриплым голосом спросил:
— Чем помочь тебе? Быть может,
написать семье?..
— Постой!
Для чего семью тревожить?
Я пока что холостой…
— Что ж ты так?..
— Да, словно волны,
войны падают на Русь.
Вот когда окончим войны —
я семьей обзаведусь!..—
И опять молчит палата.
Свет всесильный.
Белый бинт.
Потолок летит куда-то
и вращается, как винт.
В этот миг взамен лекарства
на пороге маршал твой.
— Генерал-задира, здравствуй!
Поздравляю, что живой!..
Разобиделся, не скрою,
я всерьез на дурь твою.
Но… вторично
на Героя
представленье подаю!..
25
Попали живые в объятия милых.
Погибшие крепко уснули в могилах.
Над степью багровым посевом атаки
на струнах зеленых качаются маки.
Встают корпуса. Улетают ракеты.
Сыны примеряют спортивные кеды.
И только, видать, не закончив походы,
домой не вернулись еще донкихоты…
26
Под родными небесами,
там, где гуси белят пруд,
где весной под парусами
по земле сады плывут,
где прозрачный плод ранета
набухает, как планета,
где от ночи до рассвета
небо в звездах набекрень
и гармонь роняет в лето
