В больничном корпусе меня встретила пожилая санитарка и показала палату, где лежал Каарел.
— Только недолго, — предупредили меня, — состояние у него тяжёлое.
Я кивнул и робко постучался.
— Войдите, — отозвались изнутри.
— Э… доктор Томмсааре, вы просили меня прийти, — сказал я, заглядывая в палату.
Каарел лежал с книгой в руках. Услышав мои слова, он удивился.
— Я никого ни о чём не просил, — сказал он.
— Но… мне сказали, что вы хотите меня видеть…
— Конечно хочу, Илья.
Я вошёл в палату, прикрыл за собой дверь, взял стул, придвинул его к кровати, сел и посмотрел на Каарела.
— Как хорошо, что ты пришёл, — сказал он, закрывая книгу.
Я кивнул, не зная что сказать в ответ. Честно говоря, я не был готов к тому, что увидел. Ведь моё пылкое воображение уже нарисовало мне душераздирающую сцену с окровавленными простынями и предсмертными хрипами.
Но ничего этого не было. Каарел, правда, сильно спал с лица, и глаза его утратили стальной блеск.
— А… что вы читаете? — спросил я, надеясь завязать разговор.
Каарел показал мне обложку с крестом.
— Молитвенник, — пояснил он и снова замолчал.
— И… вам помогает? — спросил я уже в отчаянии.
— Ты веришь в Бога, Илько?
Я вздохнул с облегчением. Наконец-то нашлась тема для беседы. Для серьёзной философской беседы.
— Не знаю, что вам ответить, — заговорил я. — Это очень непростой вопрос. С одной стороны, я допускаю существование Бога как Высшего Разума, но я не приемлю Бога как объект поклонения: это унижает природу Человека Разумного. Потом, все эти религии и конфессии…
— А у меня сегодня День рождения, — грустно сказал Эстонец.
— Э… поздравляю… А сколько вам исполнилось, если не секрет?
— Двадцать три…
Я заткнулся.
— Можешь говорить мне «ты». Я не настолько старше тебя…
Эстонец замолчал. Надолго.
— А я так хочу знать, что Бог есть, — промолвил он, наконец. — Я молюсь: Боже, зачем Ты меня оставил? А Он молчит… И Ангел не приходит утешить меня…
Он беспокойно метнулся на кровати и посмотрел на меня, и в его глазах я прочёл страх и мучительное недоумение.
— А вдруг Его и вправду нет, Илько? — спросил он почти шёпотом.
Я сидел с разинутым ртом, не зная, что сказать, чем утешить и смотрел, как страдающие глаза наполняются горькими слезами.
На моё счастье, в палату вошла медсестра.
— Что же это мы опять плачем? — она покачала головой. — Ай-яй-яй, нехорошо! Сейчас сделаем укольчик, и все пройдет, потерпи, солнышко… А ты, мальчик, иди-ка домой…
