Первая заповедь блаженства | страница 25



Я, конечно, не стал объяснять ему, что я свободный человек и вовсе не собираюсь подчиняться здешним дурацким порядкам.

— Эй ты! А ну, отвали! Это мое место!

Подбежавший ко мне долговязый парень… ВЫДЕРНУЛ ИЗ-ПОД МЕНЯ СТУЛ!!!

Грохнувшись на пол, я не почувствовал боли. Сгорая от неописуемого унижения, я тотчас вскочил на ноги. Старшие — все, кроме второго дежурного — заливались счастливым смехом. В глазах новеньких читалось молчаливое одобрение. Я озирался, как затравленный зверь…

В кухню вошел Эстонец.

— Скамейкин уронил новенького! — хрюкая от удовольствия, сообщил доктору первый дежурный.

— Скамейкин, без ужина! — бросил виновному доктор. — Илья, ты не ушибся? — спросил он, садясь за стол и отодвигая свою тарелку в сторону.

Я угрюмо поднял стул, сел и на всякий случай запихал в рот побольше картошки. Я с трудом сдерживался, чтобы не высказать Эстонцу всего, что накипело на сердце за долгий день.

Тарелки быстро пустели. Порции доктора и Скамейкина старшие поделили между собой. Эстонец, подперев голову рукой, рассеянно поигрывал вилкой… И вдруг, быстро обернувшись, схватил за штаны второго дежурного, который на цыпочках крался позади его стула, прижимая к животу маленькую кастрюльку.

— Ужин, — задумчиво произнес Эстонец, отобрав у вора добычу и сняв с кастрюльки крышку. — Кому?

Под его взглядом тихоня-дежурный побледнел, покраснел, но потом взял себя в руки и смело посмотрел на доктора.

— Скамейкину, — признался мальчик.

Старшие зажмурились.

— Это твоя порция? — продолжал допрос беспощадный Эстонец. — И ты готов остаться голодным из-за негодяя Скамейкина? А ну, пойдем со мною!..

— Егоров доигрался!.. — прошептал кто-то.


На следующее утро новенькие вышли к завтраку первыми. Я, скрепя сердце, сел рядом с Поэтом. Я, конечно, вовсе не хотел покоряться здешним дурацким порядкам. Но и нарываться ещё раз на грубость местных дикарей тоже не хотелось. Словом, пришлось смириться. Да, вот так люди и теряют человеческое достоинство!..

К столу подтянулись старшие. Они были непривычно тихие и разговаривали шепотом. На их лицах застыло изумление. У Скамейкина был совсем обалдевший вид. Последними на кухне появились Эстонец и вчерашний преступник, мальчик по фамилии Егоров. Глаза и нос у Егорова покраснели и распухли.

Эстонец уселся на свое место, пересчитал глазами присутствующих, удовлетворенно кивнул и взял у дежурного тарелку. Бледный и подавленный Егоров едва смог проглотить одну ложку овсянки. Все оставшееся время завтрака он просидел, роняя слезы в остывающую кашу.