Старшину Аникин отыскал недалеко от штабного блиндажа. Его голос раздавался из-за пригорка. Это была типичная манера общения командира хозчасти Нарежного. В силу специфики занимаемой в роте должности, старшина был твердо убежден, что всем поголовно в роте от него чего-нибудь надо, причем и постоянный, и переменный состав пытается выклянчить у старшины не положенное по уставу и согласно нормам ежедневного обеспечения, а покушается на неприкосновенный запас, притрагиваться к которому можно лишь в самом крайнем случае. Что здесь, на передовой, в штрафной роте, где каждая минута являлась пребыванием между жизнью и смертью, старшина подразумевал под самым крайним случаем, для всех оставалось тайной, покрытой мраком.
Впрочем, когда дело касалось кормежки, Нареж-ный особо не жульничал. «Что-что, а насчет жратвы наша Рожа не жлобствует», – судачили штрафники, с душевной теплотой сокращая фамилию старшины до емкого физиогномического определения.
Ходили слухи, что они с поваром все-таки умудрялись экономить на крупах, картошке и концентратах, втихаря выменивая у местного населения на бесценное продовольствие иные материальные ценности. Но, как говорится, не пойман – не вор, да и на рационе штрафников и качестве приготовляемой пищи это особо не отражалось.
Бывали даже такие праздничные дни, когда вместо концентрата бойцов потчевали наваристой кашей с мясом или не менее наваристым борщом, с тем же мясом в виде свежеразделанного поросенка, по случаю добытого доблестными бойцами хозвзвода. Это тоже были отголоски тесного теневого сотрудничества запасливого Нарежного с радостно встречавшими советских воинов жителями освобожденных территорий.
Выйдя на голос, Аникин вдруг увидел Анюту. Она с сердитым и усталым лицом неотступно, быстрым шагом следовала за старшиной. Он, в свою очередь, так же старательно пытался от нее оторваться, попутно выговаривая ей во весь свой писклявый баритон. Создавалось впечатление, что они играли в догонялки с условием, что передвигаться надо не бегом, а быстрым шагом. Теперь была очередь водить военфельдшера.
– Вы понимаете, товарищ Лозневая, что я не могу дать вам подводу? Или вы ничего не понимаете?! – кричал Нарежный, пытаясь скрыться от нее за телегой, из которой вытаскивали тяжелые мешки трое временных бойцов.
– Нет, товарищ старшина, я отказываюсь вас понимать. Мне надо срочно отправить раненых в медсанбат, и вы мне дадите телегу, – разгневанным тоном отчетливо отвечала Анна.
