— А мои ж вы голуби, что ж это будет?
Никто ему не ответил. Все промолчали.
Другой сосед, дед Мирон, хмурый и молчаливый, лохматый и здоровущий, как медведь, не пришел. У него у самого гости. Сына отправляет — Василя. Мы с Санькой рады этому.
Только вчера дед сулился пообрывать нам уши — в саду у него побывали. И кто знает, как бы он поглядел на нас, если б зашел в хату.
Моя тетя Марина явилась со своим мужем дядей Андреем. Сама она маленькая, кругленькая, словно пышка, зато дядя Андрей худой и длинный, как жердь. На войну он не пойдет. Говорят, у него сотлело нутро.
— Слава богу, такие там не нужны, — радуется тетя.
— Не беспокойся, и здесь хлебнешь горя, — урезонивает ее дядя Андрей.
Само собой разумеется, мы с Санькой тоже тут как тут. Без нас, как без соли.
Гости сидят, выпивают и закусывают. Обычно в таких случаях отец говорил, что мне нечего делать за столом, а нынче промолчал. Потому мы с Санькой сидим вместе со всеми, — выпивать, правда, не выпиваем, а налегаем на оладьи со сметаной да слушаем, о чем говорят взрослые.
Мой отец густо дымит цигаркой и рассуждает:
— Этого нужно было ждать. Недели две назад встретил я кума на базаре, а его сын в армии. Так вот кум и говорит: «Дрянь дело, Кирилл. Выдали им винтовки с патронами и эти, как их… скаски. Видать, начнется…»
Дед Николай в задумчивости кивает седой головой:
— Ну, коли скаски выдали, значит, шабаш…
— Да нет, пап, — вмешиваюсь я в разговор, — не скаски, а просто — каски.
— Один черт, — отмахивается отец, — скаски или каски. Пуля не поглядит.
Тут мне захотелось объяснить, что каску, видно, пуля все-таки не пробьет, но подошла бабушка и дернула меня за рукав. Мол, не будь слишком умным и не лезь куда не просят.
— Я их видел на польской, — продолжал отец. — Они и тогда на нас косо поглядывали.
Дядя Андрей хрустит редиской и в знак согласия кивает головой. Его острый кадык бегает по длинной, как у гусака, шее — то уткнется в подбородок, то спрячется под ворот рубахи. Когда кадык успокоился, дядя заявил:
— Атмосфера давно заряжена порохом.
Он всегда говорит по-ученому, особенно когда под чаркой.
— А куда ж, голуби, мы глядели? — спросил дядя Захар. Голос у него тонкий, высокий, говорит — как на дудочке играет.
— Туда и глядели, — хмуро откликнулся дед Николай.
— Давайте мы лучше споем, — перебила мужские разговоры тетя Марина и, не дожидаясь согласия, завела высоким, пронзительным голосом — у нас с Санькой даже в ушах зазвенело:
