— И таким вечным скептиком, как ты! — парирует с удовольствием Ойген.
Меня окружают все находящиеся во дворе солдаты.
— Позвольте представиться, герр старший стрелок — рядовой Герберт Мойзен! — протягивает мне руку окликнутый провожатым солдат.
— Красовски Макс. Можно просто Макс, — протягиваю ему руку в ответ.
— Вольдемар Фишке! — протягивает руку невысокий щуплый солдат в очках. — Ты был членом партии, камрад?
— Увы… — развожу я руками. — Не могу ничего об этом сказать. Контузия… я потерял память и ничего о своем прошлом не помню. Бомба рванула совсем рядом и всё, что на мне было, превратилось в лохмотья. Даже документов никаких не осталось. Жетон — и тот куда-то унесло. Думали уже хоронить — но повезло, вовремя застонал.
Мойзен сочувственно кивает.
— Да… так тоже случается. Ты совсем ничего не помнишь?
— Иногда что-то прорывается. Помню какие-то горы, бородатых горцев с кинжалами. Мы с ними жестоко дрались, даже и рукопашные схватки случались. Вообще там вся война была какая-то неправильная… Наш командир взвода, которому я все это рассказывал, сказал, что это Крит. Или Греция. Могла быть и Югославия — там тоже есть горы и их бородатые обитатели. Он высказал предположение, что я раньше служил в горнострелковых войсках…
— Горнострелок?
Я оборачиваюсь.
На крыльце дома стоит коренастый солдат… не солдат — обер-фельдфебель.
— Так точно, герр обер-фельдфебель! Герр лейтенант высказал такое предположение.
Обер-фельдфебель спускается во двор.
— Надо же… я знавал некоторых их них. Как тебя зовут?
— Макс Красовски, герр обер-фельдфебель!
— Не кричи так, у меня хороший слух. Горнострелок… А ну-ка — «альпийский хват»!
Моя рука автоматически сдергивает с плеча винтовку. Согнуть локоть, спусковая скоба упирается чуть ниже кисти. Левая рука ложится на ствол сверху, и пальцы правой руки обхватывают запястье левой. Локтем правой руки прижимаю приклад винтовки к бедру.
— Надо же! — восхищается обер-фельдфебель. — А говоришь, память потерял… Точно, горнострелок! Только они таскают так свои ледорубы и винтовки, нигде больше это не принято.
— Почему? — интересуется кто-то из окружающих.
— Не знаю… наверное, им в горах, так удобнее. Руки не мерзнут на ветру… или ещё что-нибудь такое…
— Осмелюсь доложить, герр обер-фельдфебель, не только это! — на автомате выпаливаю я.
— А что, есть ещё какая-то причина? — удивленно поднимает бровь мой собеседник.
— Так точно, есть!
— Ну-ну! Покажи!
Разжав правую руку, плавно перемещаю её на шейку приклада. А левая просто съезжает вниз, огибая ствол и ложась на цевьё. Секунда — и винтовка плотно прижимается к моему плечу, а её ствол устремляется на ближайшее дерево, словно выискивая цель.
