Подьячие Васильев и Голубев втихомолку опустошали баклажку с хмельным, поэтому были очень сосредоточены.
- Вот уж истинно: грехи сладки, а люди падки, - обняв за шею Голубева, шепотом произнес подьячий Васильев.
- А отчего? - лениво отозвался Голубев, вполоборота оглянувшись на него. - Скажи: отчего? Ну!
- Не знаю... - небрежно ответил тот.
- А вот отчего: грех, батенька, дает много утех! - Голубев сочно захихикал, содрогаясь от смеха всем своим жирным туловищем.
- Запрещены нам утехи-то, брат, запрещены! - сокрушенно покачал головою Васильев.
- Верно сказал дьяк Писемский однажды Борису Годунову: "Строгий закон виноватых творит". Правильно. Грех вокруг нас так и ходит. Хвостом виляет.
- Молчи, Митрич, не пугай!.. Боязлив я... С тобой мы будем, ровно ягнята... Добрые, послушные, приветливые... Люблю я таких! Под них сам дьявол не подкопается. Попробуй-ка какой-нибудь король, либо папа римский меня рассердить. Ни за што!
- Меня тоже. У нас с тобой сердце на привязи, не даем мы ему воли... А коли неудача, то наше дело: "что же делать!" А ваше: "как же быть!" Три месяца просидели мы у датского короля, так и не удалось ему нас осилить. Видим - делу конец, король упирается, а сам жалеет, что не сговорились, мы ему: "что же делать!", а он: "как же быть!"
Оба подьячие громко расхохотались.
- У государя батюшки терпенью научишься!.. - сказал Васильев.
- Во всех царствах не найдешь посольских людей терпеливее наших. А почему? Сережа, молви слово: почему? Не знаешь?! А оттого, что у нас мысль: твердо на своем стоять. Много раз бывало так-то у наших послов. Што нам иноземные мудрецы!.. Пускай мудрят, а мы знаем: и за морем горох не под печью сеют! Антоша, друг, дай обниму тебя, не задумывайся!
- А я вот думаю... Ладно ли, што мы к папе тому едем? Не зазорно ли нашему батюшке государю первому к нему послов посылать?! - Голубев ударил кулаком себя в грудь. - Обидно, коли папа сочтет нас ниже себя.
- Уймись! Мужичок неказист, да в плечах харчист! Чванства много в Риме; насмотрелся я, а ведь чванство не ум, а недоумье. Берегись и ты, Антон! Негоже тебе заноситься. Учись у Писемского. Приходилось мне видеть, как беседует он с королями. Со стороны взглянешь, - подумаешь: два короля сошлись, а между прочим, - и король не в обиде, и государева честь соблюдена.
- То-то! Дай бог! - перекрестился Васильев.
Вот и кончилась лесная чаща. Перед глазами открылась необозримая равнина. Повозки, выйдя из леса, оказались на краю глубокого обрыва. Вскоре был найден и съезд.
