- Ну, вот и свет божий увидели! - радостно провозгласил Шевригин, стараясь не выдавать своего волнения. Ему было хорошо известно, что путь по этой равнине предстоит не безопасный. И, чтобы занять своего соседа-немца разговором, он начал рассказывать о том, как великий князь Василий, отец Ивана Васильевича, недружелюбно относился к Римскому двору. Однако папе, в конце концов, удалось все-таки уговорить царя отправить в Рим послов; поехали Герасимов и Трусов.
- Но ваш великий князь Василий, я слыхал от австрийского дворянина Штейнберга, хотел принять унию. И будто бы те послы им были посланы затем, чтобы объединить вашу церковь с католической? - сонно проговорил, покачиваясь в повозке, Поплер.
Шевригин рассмеялся.
- Когда послы великого князя Василия говорили о торговых делах и присылке итальянских мастеров, - чужеземцам мерещилась уния... Государи наши не обманывают никого и себя не позволяют обмануть никому. Живем честно, по-христиански. И бог не забывает нас. Наша вера - наша родина. Измена вере - измена родине.
Шевригин широко перекрестился, подумав: "А ну, если немчин выдаст нас?.. Надо смотреть в оба!"
Продолжая креститься, он сказал:
- Господь многомилостив!.. Он поможет нам благополучно прибыть в тот город Рим. Да и толмачей господь послал нам добрых, совестливых.
Поплер приветливо улыбнулся, молча пожал ему руку.
Всадники, окружавшие посольский караван, зорко оглядывались по сторонам, держа наготове обнаженные сабли.
Но кругом не было ни души. Прежние бои напугали жителей деревень, дома стояли обгорелые, пустые. Все население их ушло в леса, в глухие места, проклиная войну, проклиная немецких рыцарей.
- Вот, гляди... - указывая рукою на опустевшие жилища, говорил Шевригин. - Хотел ли этого наш государь? Наш государь ищет мира с соседями, он печется о благе своего народа, да и не гневен он на мирных людей, латышей... Не мы жгли деревни, а сами немцы да шведские разбойники... Боимся бога мы, любим правду, и не нашим бы глазам видеть сие разорение... О том бы и хотелось нам поговорить - о мире - с королями да с князьями зарубежными.
Поплер молча, лениво слушал слова Шевригина. Ему давно надоели европейские неурядицы. Он искал теперь тихой выгоды, поэтому свою саблю ландскнехта он и променял на должность толмача. Плохо, невыгодно становится быть ландскнехтом, особенно в войне с московскими людьми, того и гляди, с жизнью расстанешься, а тут кое-что перепадает и от московского царя и от его гостей иностранцев. Жить можно!
