Из белошвейной мастерской вышла сестра Зенона. Владка схватила ее за рукав:
— Вы только взгляните…
Конверская сестра взглянула, пожала плечами, протиснулась ближе к буфету и рукавом рясы стерла рисунок с буфетной стенки.
— Паскуды! Распоясались, тьфу!
И, вся красная от негодования, она покинула трапезную. Матушка-настоятельница и сестра Алоиза торопливо вышли вслед за нею.
На следующий день нарисованное мелом сердце, пронзенное стрелой, а в нем — инициалы сестры Барбары и патрона «Евхаристичной Круцьяты» — ксендза-катехеты появились на входных дверях детского сада…
Таким образом, гадкий замысел — внушить сиротам мысль о любви, якобы возникшей между сестрой Барбарой и вероучителем, — полностью удался. Начался самый унизительный период в нашей приютской жизни. Девчата превратились в хохочущую, бездумную ораву, глупеющую от беспрерывного повторения одной и той же околесицы. Взбодренная этим неожиданным успехом, таинственная «художница» становилась все более наглой. Измалеванные ее рукою сердца появлялись на стенах коридора, забирались в белошвейную мастерскую, подкрадывались к самой двери в келью монахини. Воспитанницы, ложась спать или поднимаясь утром с постели, заключали пари, где сегодня увидят они очередной постыдный рисунок.
За каждым жестом ксендза-катехеты, разговаривающего с сестрой Барбарой, жадно следила через замочную скважину не одна пара глаз. Встречая их в коридоре, воспитанницы опускали глаза, словно ловили монахиню и ксендза на месте преступления. При этом они совершенно не скрывали многозначительных, не слишком деликатных усмешек. По вечерам, лежа в постелях, девчата судачили все на одну и ту же тему: влюблен ли ксендз в монахиню и отвечает ли она ему взаимностью.
Однако обнаружить что-либо интересное так и не удалось. Ксендз-катехета был всегда оживлен и разговорчив, а сестра Барбара — очень сдержанна.
— Глядите, глядите, глупые! — подтрунивала Гелька. — Ничего все равно не высмотрите. Я ни одной монахине не верю. Даже сестра Романа варит раков, когда трубочист приходит чистить печь. А сестра Барбара — ангел. Поэтому ее наверняка отсюда вытурят. Ведь монастыри приспособлены не для ангелов, а лишь для монахинь.
Нездоровое и азартное любопытство овладело всеми помыслами воспитанниц. Сперва его сдерживала боязнь разбирательств и наказаний. Однако наказаний не было, и никаких следствий не велось. Сироты догадывались, что матушка-настоятельница вынашивает особые планы в отношении новой монахини и умышленно затягивает дело, чтобы затем более тяжело и жестоко наказать виновницу. Не прошло и недели, как самая тугодумная воспитанница сообразила, что над сестрой Барбарой по существу уже нависло проклятие. Монахини по молчаливому согласию с матушкой-настоятельницей упорно не хотели слышать всевозможных колкостей, насмешек, глупых перешептываний, какими «рыцари господа Христа» без конца награждали сестру Барбару.
