Вообще-то после стычки с бретером Филановским фон Штраубе избегал подобных мест, но сейчас, с двумя явно дружески расположенными к нему гвардейскими офицерами при шпагах…
— Благодарю вас, господа. С моим превеликим удовольствием, — поклонился он.
— Тогда – к Бертье! — назвал князь самую дорогую в Санкт-Петербурге ресторацию. — За мной!..
Фон Штраубе и Двоехоров устремились вслед за ним.
Однако на полпути они приостановились, увидев довольно странную церемонию.
— Это еще что за препозиция? — удивленный, проговорил князь Бурмасов.
И было чему удивляться. Из дома вынесли гроб, но не спешили водружать его на скорбный экипаж, стоявший поодаль, а поставили на какие-то козлы перед подъездом.
— Генерал Врангель новопреставленный, — сказал Бурмасов, кивнув на гроб.
Молодые люди, сняв треуголки, перекрестились. Однако же фон Штраубе обратил внимание, что из числа прочих стоявших у гроба не крестился никто, и все почему-то были в головных уборах.
— Не пойму, — спросил Двоехоров, — отпевание, что ли? Почему же не в церкви и без попа?
Действительно, в ногах у покойника стоял не священник, а весьма строгого, вовсе не скорбного вида штабс-капитан и что-то зачитывал со свитка.
— Какое отпевание! — ответил Бурмасов. — Это читают выговор ему.
Двоехоров в лице переменился.
— То есть – как?! Покойнику?!
Фон Штраубе прислушался к тому, что зачитывал штабс-капитан. И впрямь показалось, что вовсе даже не шутил Бурмасов.
— …А также, — читал штабс-капитан, — имея видеть неисправность возглавляемого генералом Врангелем полка и скверное прохождение оного полка во время плац-парада, Мы, Павел Первый…
— И очень просто, что покойнику, — сказал Двоехорову князь. — Государь выговор объявил, не зная, что сей генерал преставился, как-то не удосужились ему о том сообщить. А от воли государевой ты и в гробу не уйдешь. А повелел бы выпороть – так и выпороли бы покойника. А в Сибирь – так и в Сибирь вместе с гробом.
— …объявляем генералу Врангелю выговор с задержанием очередного чина, — в подтверждение его слов закончил читать штабс-капитан.
Лежавший в гробу старый генерал, казалось, и вправду приуныл от высочайшего выговора, а еще более – от задержки в чинах.
И Двоехоров о том же:
— Ну, еще понимаю выговор… — с полной серьезностью проговорил он. — В чинах, однако, задерживать… — Словно и не понимал всей неуместности временного задержания в чинах того, кто отбыл на вечный покой.
— Вот так у нас в России нынче бывает, — оборотясь к фон Штраубе, философически (и все же, кажется, пряча усмешку) сказал молодой князь. — Уж такие настали нынче времена – и в гробу не отвертишься. Поживете тут еще – вовсе перестанете удивляться.
