— Я не из первого отдела и не из ГБ. — Аркадий показал ей служебное удостоверение.
— Разница невелика. Так что же угодно старшему следователю Ренько?
— Мы нашли ваши коньки.
— Неужели? — Она засмеялась. — Они пропали два месяца назад.
— Они были на трупе.
— Вот как? Значит, есть в мире справедливость. Если, конечно, он замерз. Знали бы вы, сколько времени я на них копила! Посмотрите-ка на мои сапоги! Ничего, не стесняйтесь. — У нее были длинные стройные ноги, но старенькие дешевые сапожки явно готовились расползтись по швам. — Режиссер обещал купить мне итальянские, если я с ним пересплю. Стоит, как по-вашему?
— Так ведь зима уже почти кончилась.
— Вот именно… Так, значит, труп. А ведь я заявляла о краже коньков и на катке, и в милиции.
— Да, но четвертого февраля, а указали, что пропали они тридцать первого января.
— Так вы же следователь и должны знать, что о вещи вспоминаешь, только когда она тебе понадобится. Когда я их хватилась, то побежала на каток. Только поздно было.
— Но кто, по-вашему, мог их украсть? Вы кого-нибудь подозреваете?
— Я подозреваю… — Она сделала драматическую паузу. — Всех! Однако старшие следователи не занимаются кражами каких-то коньков. Что вам от меня надо?
— Девушку, на которой были ваши коньки, убили. И с ней еще двоих.
— Но я-то тут при чем? И кстати, я училась на юрфаке. Если вы пришли меня арестовывать, то где милиционер?
Аркадий даже изумился, что спускает этой нелепой девице ее благоглупости. С другой стороны, он понимал, каково приходится иногородней студентке, выброшенной из университета: потеряет работу, потеряет московскую прописку и езжай, голубушка, домой. А этой ведь — в самую Сибирь.
— Если арестовывать не будете, то уходите, а? Только на прощание дайте еще сигаретку.
Аркадий отправляется к Левину. Они обсуждают, для чего убийце понадобилось идти на дополнительный риск и стрелять в рот своим уже мертвым жертвам. По настоянию Аркадия Левин исследует под микроскопом крохотные обломки резцов, извлеченные изо рта Рыжего.
— Я отправил протокол к тебе в прокуратуру, — говорил Левин, колдуя над микроскопом. — Подушечки пальцев срезаны ножницами. Лицевые ткани срезались не скальпелем — на кости остались глубокие царапины. Скорее всего, ножом. Охотничьим, и очень остро заточенным… Ну-ка, погляди!
Мельчайшая пыль на предметном стеклышке выглядела россыпью костяных камней, между которыми валялись розовые палочки.
— А это что?
— Гуттаперча. Ею был запломбирован корневой канал.
