— И гильзы в сумку летели! — догадался Паша. — Потому мы их и не нашли на поляне.
— А время какое я выбрал?
— Вечер. Поздний, — ответил Паша. — Меньше риска, что кто-нибудь еще свернет с дорожки на поляну. Может, шел снег, он глушит звуки. И вы уходите из парка под завесой темноты и снега.
— Которая мешает увидеть непрошеным свидетелям, как я бросаю сумку в реку.
— Река же давно замерзла, — возразил Фет, опускаясь на стул.
— А, черт!
— Пошли пожуем чего-нибудь, — сказал Аркадий. Впервые за два дня у него появился аппетит.
В столовой у станции метро напротив прокуратуры для следователей держали особый столик.
— Так мне еще раз поговорить с лоточницами? — спросил Паша, подцепляя на вилку кружок колбасы. Они одно твердят: надо гнать из парка цыган.
— А ты и с цыганами потолкуй, — сказал Аркадий. — И узнай, какую музыку ставили на катке.
К их столику подошел Чучин. Хоть и старший следователь по особо важным делам, а сплошная серость. Он сказал Аркадию, что звонил Людин. Сообщил фамилию, выцарапанную на женских коньках.
Аркадий пробирался по сложному лабиринту "Мосфильма". Внезапно он увидел яблоневый сад, купающийся в мягком золоте осеннего заката. Мужчина в элегантном костюме начала века читал под яблоней, а позади него под распахнутым окном в единственной стене несуществующего дома виднелся рояль, на котором стояла керосиновая лампа. Вдоль стены прокрался на цыпочках другой мужчина в грубой одежде и картузе, достал револьвер, прицелился…
— Боже мой! — вскрикнул читающий и подскочил.
Но что-то не получилось, и начали снимать новый дубль. Аркадий тем временем отыскал взглядом реквизитора: высокая, темные глаза, матовая кожа, каштановые волосы собраны в узел на затылке.
— Боже мой! Как вы меня испугали! — Читающий подпрыгнул и заморгал, увидев поднятый револьвер. — У меня и так нервы расстроены, а тут еще вы со своими дурацкими шутками!
— Перерыв! — объявил режиссер и удалился. Съемочная площадка мгновенно опустела, и только высокая девушка осталась, чтобы накрыть чехлом садовый столик и скамью. Только теперь Аркадий обратил внимание, как плохо она одета — все штопаное-перештопаное.
— Ирина Асанова? — спросил он.
— А вы кто такой? — Низкий красивый голос, сибирский выговор. — А-а! Ну, пропал перерыв. Закурить у вас не найдется?
Аркадий знал из дела, что ей двадцать один год. Он протянул ей пачку и уловил в ее на редкость выразительных глазах веселую насмешку.
— А у тех, кто из первого отдела, сигареты получше, — сказала она, жадно затягиваясь. — Значит, хотите, чтобы меня и отсюда выгнали?
