В попытке (неудачной) защитить свободную торговлю журнал «Foreign Policy»[81] опубликовал статью под названием «Торгуй или умри», где говорилось, что неандертальцы вымерли, потому что не занимались свободной торговлей. Когда неандертальцы существовали на Земле, люди еще не занимались торговлей. В лучшем случае она существовала на уровне ритуального обмена подарками между племенами[82]. Несмотря на это, экономисты настаивают, что нашим предком был обменивающийся дикарь, изобретение Адама Смита. Интересно, что в том же номере «Foreign Policy», в материале о ценах на билеты в кино, тон журнала резко меняется с возвышенного на будничный. В этой статье важность промышленного производства для благосостояния государства считается чем-то очевидным: «Вечерний поход в кино обойдется сравнительно недорого жителям стран, в которых развита промышленность» (р. 31).
Продолжая аналогию с поливом растения (труда) водой (капиталом), можно сказать, что стандартная экономическая наука совершенно игнорирует почву — среду, в которую надо добавлять воду для роста растения. Иными словами, она игнорирует контекст развития — исторический, политический и институциональный. Стандартная экономическая наука не учитывает ни очевидной сконцентрированности технического прогресса в любой момент времени, ни крайне неравномерного распределения «окон возможностей»[83] между разными видами экономической деятельности вследствие этой сконцентрированности, ни контекста, в котором происходит этот процесс.
С тех пор как немецкая историческая традиция и американская институциональная школа сошли со сцены, взгляд на производство как на истинный источник богатства, так называемый индустриализм, начал исчезать. Шведский экономист-институционалист Юхан Окерман объясняет, как было утрачено понятие производства экономистами любой политической ориентации — правыми, левыми и центристами. «Капитализм, право собственности, распределение доходов стали считаться основным содержанием индустриализма, а его неотъемлемые черты — технологический прогресс, механизация, массовое производство и их экономические и социальные последствия — были отодвинуты на второй план. Это произошло, вероятно, по трем причинам. Во-первых, экономическая наука Рикардо… стала теорией „естественных“ отношений, установленных раз и навсегда между экономическими понятиями (цена, прибыль, капитал и т. д.). Во-вторых сыграли свою роль периодические экономические кризисы, потому что непосредственные причины кризисов можно было найти в денежной сфере. Технологический прогресс, первоисточник роста и преобразования общества, потерялся за теоретическими связями между денежной политикой и экономическими колебаниями.
